Доколкото съм чел в други негови интервюта, Фьодоров има дефиниция за руската нация в смисъл на „руски граждани” (россияне); той връща нещата във времето назад до Болшевишката революция, и говори за „руски мир” (руски свят) в смисъл на руска държавност. Затова отчита като отстъпление на Ленин федерализацията. А за слабостта на „вертикалната власт” в Русия не знам какво е решението му, но според мен, навсякъде в модерния свят, националните елити не са „васали” на политическата власт, а нейни работодатели, тя служи на тях и на нацията, а не обратното; така говори Фьодоров и за банкерите от Федералния Резерв в САЩ, като част от елита на американската нация, който следва нейните интереси и ги налага чрез инструментите на политическата власт на американската държава. Друг е въпросът, че някои кръгове на американския елит схващат националните интереси на Америка като глобални. Иначе, съгласявам се, че американците и китайците много добре са разбрали и дефинирали националните си интереси и елити; те последователно следват своята линия на интереси и резултатите за техните нации са положителни. Доколкото знам, различните етноси в Китай са интегрирани в една държава с общи национални интереси; същото е и в Съединените щати. От интервюто на Фьодоров става ясно, че той предлага на руснаците тяхната нация да направи същото, за да се конкурира с другите велики нации на равни начала – да изгради свой независим от чужди нации елит от богати хора, които работят за своите и на руската държава интереси.
Благодаря много за линка към видеото, тук за онези, които могат да четат на руски предоставям стенограма от това интервю, за да им спестя време от гледането. Според мен, в края на дискусията, все пак дискутиращите стигат до някакъв относителен консенсус.
Ника Стрижак: Добрый вечер. Как всегда по будням в это время в эфире программа «Открытая студия», как всегда мы приветствуем вас в прямом эфире, в нашей открытой студии в центре Санкт-Петербурга. Сегодня мы хотим предложить вам для обсуждения достаточно сложную тему, но вы знаете как-то все чаще и чаще разные люди с разными религиозными убеждениями, с разными национальностями, с разными занятиями в жизни к ней обращаются, мы стоим вероятно перед необходимостью понять: А кто мы такие? Какое государство? Вообще какое государство мы с вами составляем? Я просто один короткий пример приведу, не далее как неделю назад, я думаю, что вы знаете, Гордон Браун посещал с официальным визитом Соединенные Штаты Америки, был парад, все как полагается, меня так вот как-то зацепили слова, которые говорил в приветственной речи Барак Обама, он сказал приблизительно следующее, он сказал: «Да, несомненно многовековая история связывает наши две великие нации, имея ввиду Великую Британию и Соединенные Штаты Америки». И я подумала: а что бы он сказал, если бы приехал наш президент? Наверное, он бы сказал другие слова. Наверное он бы сказал «две великие страны», ну или как-то так. Говорим ли мы сами про себя, что это нация – Россия, нация или что? Русские люди? Давайте будем сегодня разбираться. Этот разговор в любом случае полезен, независимо от того, кто при каком мнении к концу этого разговора останется. Сразу хочу представить вам наших собеседников. Как всегда наш собеседник в Открытой студии в Санкт-Петербурге. Рада вам представить в нашем разговоре известного человека, режиссера Александра Глебовича Невзорова.Хочу представить наших компетентных собеседников в Открытой студии в Москве. И во-первых, хочу также приветствовать известного политолога, философа, Александра Дугина, Александр Генрихович, приветствую вас, спасибо, что приехали. Еще один собеседник сегодня в нашей студии, писатель, профессор Московского международного университета из шведской писательской школы Леонид Аронович Жуховицкий, приветствую вас, Леонид Аронович. И сразу же представляю председателя Российской национальной демократической партии, главного редактора журнала «Вопросы национализма», публициста журналиста, Константина Анатольевича Крылова, здравствуйте, Константин Анатольевич.
Если позволите, я напомню зрителям о возможностях прямого эфира, о том, что телефонные линии включены. Форум также давно работает, и на форуме вывешен такой вопрос на голосование. Мы спрашиваем у зрителей: «Ощущаете ли вы себя частью нации?». То есть мы как-то не ставим под сомнение пока, что это нация, но тем не менее. Посмотрите, как ответы делятся: Да, первый вариант ответа – 37%; Нет – 43; А что это такое? – 20%. Вот удивительно, 43% сказали нет. Почему? Давайте будем разбираться буквально через несколько минут. И сейчас еще короткий сюжет от нашего
КОРР.: Ирина Ма переехала из Китая в Россию 20 с лишним лет назад. Выучила язык, получила гражданство и быстро обрусела. К переменам в стране приспособилась лучше многих коренных жителей. В 90-е открыла свой бизнес. За 1.5 десятилетия он разросся до небольшой империи: Фермы, гостиницы, рестораны. Сегодня о национальных корнях Ирины напоминают лишь внешность и акцент. Китаянкой бизнес-вумен не считает себя уже очень давно. Но примеру Ирины следуют единицы. Гораздо чаще иностранцы, переехавшие в Россию на ПМЖ, даже не пытаются ассимилироваться, а наоборот, объединяются в диаспоры и создают кусочек родины на чужой земле. В некоторых городах появляются целые национальные кварталы. Есть даже школы, в которых лишними себя чувствуют уже русские дети.
- Дети такого уровня, они, конечно, плохо говорят по-русски. Поэтому, как они будут учиться?
КОРР.: Представители многих диаспор настойчиво напоминают: Мы не такие как вы, и меняться не собираемся. Приезжие ходят в национальных костюмах, напоказ соблюдают традиции, танцуют народные танцы прямо на улицах. Впрочем, это не предел. В прошлом году на площадях сразу нескольких мегаполисов во время мусульманских праздников забивали баранов. Такие шествия их участники называют русским ответом на национальный вопрос. На маршах коротко стриженые молодые люди, не стесняясь в выражениях объясняют, что им не нравится в миграционной политике государства. И вот, что происходит в результате. В последние годы радикальные националисты практически монополизировали право называть себя русскими. В России сложился кризис национального самоопределения. Никто не запрещает сказать, например, я таджик, немец или армянин – это нормально, это поощряется. Но стоит сказать «я русский» и в ответ полетят обвинения в ксенофобии и чуть ли не радикальном нацизме. А другого определения для национального, пока что, большинства, нет. Россияне – придуманные Борисом Ельциным в русском языке не прижились.
Ника Стрижак: Это мнение Алексея Корсунского, по поводу прижились ли «россияне» в русском языке, в нашей жизни, в нашей голове, поэтому у меня очень короткий вопрос, и давайте в режиме блиц-интервью, потому что скоро сделаем небольшую паузу. Как вы лично относитесь к слову русские и россияне, привыкли ли вы к россиянам? Вы россиянин, Александр Глебович?
Александр Невзоров, журналист, режиссер: Ой, да я не задумываюсь. Нет, у меня в паспорте написано, что я русский.
Ника Стрижак: А россияне – это что за люди?
Александр Невзоров: Россияне – это надо произносить вот с этой интонацией – россияне, как это делал Борис Николаевич. Ни у кого так больше не получится, и в общем-то лучше не пытаться передразнивать. Оставим это ему.
Ника Стрижак: Тогда это уже неактуально, если ушло слово вместе с Борисом Николаевичем. Константин Анатольевич, вы себя кем ощущаете: русским или россиянином?
Константин Крылов, публицист, журналист: Я-то? Я естественно, русский. К слову россиянин я отношусь, как большинство сознательных русских, с омерзением. Это действительно, ельцинское словцо.
Ника Стрижак: Ну извините, это и ломоносовское словцо, все-таки не Ельциным оно придумано.
Константин Крылов: Может быть. А теперь оно ельцинское. Впрочем, я еще припоминаю, что в первый раз я его услышал в песне Олега Газманова «Офицеры, россияне». Но вообще-то оно теперь и навеки именно слово Ельцина, и связано оно с тем, что принес нам Ельцин.
Ника Стрижак: Понятно, Леонид Аронович, а вы как полагаете? Ельцин может быть и Ельциным, а слово-то хорошее, почему отношение такое к нему?
Леонид Жуховицкий, писатель: Вы знаете, это слово в какой-то мере вынужденное. Потому что когда в конце 80-х и в начале 90-х, точнее уже в начале 90-х, вслед за развалом Союза встал вопрос о развале России, ну наверное кто-то Ельцину подсказал, что нужно какое-то эластичное определение, которое может объединить всех граждан России. Поэтому меня устраивает и то, и другое слово. Когда, например, я выезжаю за границу, у меня в паспорте написана нация Раша, то есть нэйшн Раша. Если говорить о моей профессии: я русский писатель, потому что россиянский писатель – такое не прижилось.
Ника Стрижак: Российский. Российский писатель это что-то другое, да? Пушкин – русский поэт, а мы все российские писатели и журналисты.
Леонид Жуховицкий: Ну мне трудно сказать, потому что все, кто пишет на русском, видимо, это русские писатели, потому что иначе нам придется вычистить три четверти русской культуры: Пушкина убрать, Лермонтова убрать, Гоголя убрать, Тургенева. Даже Карамзина, автора истории государства Российского к татарам отнести. Это слишком сложно. Поэтому я считаю, что определяющим для писателя – на каком языке он работает. Конечно, скажем так, Мустай Карим или Карим Кулиев, да, они писали на других языках, ну поэтому они другие писатели. Тут тоже свои сложности, скажем Олжас Сулейменов прекрасно пишет по-русски. Но наверное он и казахский писатель тоже.
Ника Стрижак: Ну давайте разбираться чуть позже, я тогда Александру Евгеньевичу еще дам слово. Александр Евгеньевич, ваша позиция, пожалуйста, коротко.
Александр Дугин, политолог, философ: Я могу с научной точки зрения сказать, поскольку я преподаю социологию, и я автор учебника на эту тему, что это просто разные вещи. Есть идентичность этническая, которая тоже не сводится только к крови, а в общем-то это культурная идентичность, в этом отношении мы говорим о том, что мы русские, например, а кто-то чеченец, кто-то татарин. А россиянин – это принадлежность к государству, то есть гражданство. Соответственно, разделять эти вещи терминологически, концептуально можно, и одновременно, одно другому совершенно не противоречит. То есть, будучи гражданами Российской Федерации мы все являемся россиянами. Наш этнос, я вот русский, кто-то может быть, согласится принадлежать к этой общности русского народа, кто-то посчитает полезнее и в каких-то ситуациях выделит другую этничность, это тоже вопрос очень сложный. Но на самом деле и в Америке, с которой вы начали, там нет такой ясности относительно того, что считать нацией. Хангтинтон говорит «Кто мы?», спрашивает. И мы можем спросить, и должны спросить «Кто мы?»
Ника Стрижак: «Кто мы» вот это действительно важный вопрос, потому что нам кажется, что для Америки все равно он решен все равно более понятно, чем для России нынешней.
Александр Дугин: Не так очевидно. Не даром я говорю, что Хантингтон задает этот вопрос: «Кто мы?» это является его последней книгой. И вопрос об идентичности сегодня стоит в любых обществах, в американском, европейском, в русском, в азиатском, в индийском, в китайском, это большая проблема. Об этом надо говорить.
Ника Стрижак: Давайте мы буквально на несколько минут сделаем паузу, попросим зрителей никуда не уходить и не расслабляться и с этого вопроса начнем.
Ника Стрижак: Возвращаемся в эфир. Давайте начнем разбираться. Напоминаю всем, что у нас жанр дискуссии, поэтому пожалуйста, вступайте в разговор, когда вы этого захотите в том числе. Александр Глебович, давайте тогда разбираться, к вам первый вопрос, как вам кажется, почему вот эта ситуация, почему она стала с одной стороны очень актуальна, а с другой стороны носит оттенок не то неприличный, не то потаенный. Есть в этом какое-то желание обсудить, и в то же время, есть ощущение запретности. Вам не кажется, что она странная?
Александр Невзоров: Нет, просто, к сожалению, очень скверные идеологи.
Ника Стрижак: Современные или вообще?
Александр Невзоров: Нет, при советской власти это слово было чарующим, запретным, сложным и важным, то за последние 20 лет за счет очень дерьмовых идеологов, которые как то занимались самодеятельностью, они настолько сильно провоняло лаптями, на него столько напустили вшей и создали такую четкую ассоциацию с чем-то давно и безвозвратно ушедшим. На это налепили такое количество иконок, крестов, при том, что когда мы берем это слово совершенно с другой стороны, мы понимаем, что Чаадаев архирусский человек, Писарев – архирусский человек, Павлов – архирусский человек, академик Шмальгаузен и Северцев тоже архирусские люди, Гагарин между прочим, они идеологи вот этой вот, скажем так, застойной, дремучей, давно умершей России, они забрали это слово себе, и я считаю, что там его конечно попачкали сильно.
Ника Стрижак: И кто согласен, не согласен? Александр Евгеньевич, как вы считаете, есть ли какая-то дискриминация по отношению слову «русский» и согласны ли вы с тем, что сказал Александр Глебович, что испорчено слово, попачкано?
Александр Дугин: Вы знаете, мы скорее всего здесь просто сталкиваемся с двумя формами табуирования вообще этой тематики. Это советская традиционная идея, когда вместо этнической общины или национального общества мы имели интернациональное советское общество, где акцентировать этнос было неприлично, а особенно неприлично было акцентировать этнос большого народа, который являлся ядром Советского Союза, соответственно, эта тематика была вынесена за пределы обсуждения, и в общем, стала музейной. Кстати, идентичность место живое, этническое, историческое, превратилось в нечто музейное. Там, в общем, действительно в значительной степени окуклилось. А с другой стороны, в либеральную эпоху, в 90-е годы уже западные стандарты, космополитическая идеология, права человека точно также активно давили на представление об этническом самосознание. И демонизировали тем самым вторично эту проблематику. Вследствие этого, произошло следующее, что проблематика сама этноса, проблематика русского, проблематика идентичности, проблематика российского, проблематика народа, проблематика ядра социального и исторического ядра, которое создавало нашу державу и наше общество, все это было загнано в подполье, маргинализировано, и на самом деле, если в течение многих десятилетий сдвигать какую-то проблематику на край общества, то там она в подполье приобретает действительно какие-то неприемлемые черты.
Ника Стрижак: А с какой целью это табуирование произошло, объясните?
Александр Дугин: Это две идеологии, две идеологии, которые доминировали в советском обществе и продолжает одна из них доминировать сегодня, это советская идеология, вторая либеральная идеология, которые не придают понятию этнической идентичности, исторической идентичности такой как русские, например, вообще никакого значения, и наоборот стремятся по разным соображениям, как можно быстрее от них уйти. Ведь здесь вопрос чисто идеологический. В одном случае давила советская пропаганда, во втором случае давит либеральная пропаганда. Сегодня мы являемся жертвами жесткой либеральной идеологии, либерально-демократической, воспроизводящей западные принципы политкорректности, которые также смещают естественную проблематику идентичности, «кто мы»: мы русские, мы россияне, мы народ, мы общество, мы культура – все эти вопросы ставит как бы вне закона. И тогда там их, на этой уже выброшенной за пределы нормы зоне подбирают маргинальные элементы, в общем, подтверждая их. Когда с одной стороны происходит демонизация, официального дискурса, с другой стороны, на краю, на маргинуме – там подхватывают маргинальные элементы. Как бы подтверждая изначально эту идею либералов, относительно того, что национализм – это проблема маргиналов. Национализм или вообще этническая, национальная идентичность. И в результате, мы получили очень запутанную картину. Я полагаю, что чрезвычайно важно расставить вещи по местам. Для начала, прежде чем говорить «Мы за это или против этого». Надо ли сохранять и укреплять национальную идентичность, этническую идентичность, либо наоборот, скорее надо прийти к какой-то другой форме социальной организации, прежде чем делать такой выбор, надо просто точно разъяснить о чем идет речь, выяснить понятия, выяснить смыслы.
Ника Стрижак: Ну а скажите, вот если мы это назовем, может быть я ошибусь в терминологии, но тем не менее, на ваш взгляд самое ли время поднимать русский вопрос не в плане экстремизма, а вот в честном абсолютно гражданском плане, разобраться, что происходит с русским вопросов в России?
Александр Невзоров: Отмыть слово. Но как его отмывать теперь? Это тоже вопрос к Дугину, который хорошо должен понимать, вот реально ли, скажем, так отмыть, реально ли вернуть это слово из маргинального пространства, из пространства вот этого провонявшего лаптями, сделать символ все-таки страны, как только ей дали такую возможность, которая имела все-таки выдающуюся науку и знаменита и своими учеными, и своими, конечно, поразительными интеллектуальными свершениями.
Ника Стрижак: Скажите честно: великую страну. Вы считаете Россию великой страной?
Александр Дугин: Хороший вопрос. Я считаю, что это возможно. Это необходимо сделать. Одно замечание по поводу лаптей – это одно из самых гигиенических, кстати, видов обуви, они совсем не пахнут, лапти.
Александр Невзоров: Ох, как я люблю слушать этих городских квартирных жителей с их песнями про лапти.
Александр Дугин: Надо любить и знать свою культуру и не надо обижать наш народ. Над людьми в лаптях издевались много веков русофобы. Я считаю, что это категорически неверно. Но то что говорит Невзоров верно в том смысле, что корни идентичности народа растут всегда. Мы всегда остаемся самими собой на разных этапах истории, и поэтому не только прошлое составляет нашу этническую и национальную идентичность, но и настоящее и будущее. И вот это самая большая проблема. Наш народ существует как бы, наша этническая и культурная идентичность существует пассивно. Как перевести ее в активность – вот вопрос. Отмываемо, конечно. Я считаю, что ее искусственно дискредитировали враги нашего народа. Это уже сразу дает нам шанс отбить ее, отстоять, и необходимо этим заниматься любому русскому человеку. Но самое главное, что надо показать измерение будущего. Надо показать интеллектуализм, надо показать наш русский логос, наши культурные достижения, и не просто показать в прошлом, но и включиться в создание этого русского будущего образа сегодня. В этом отношении конечно эта вещь гораздо глубже чем музей.
Ника Стрижак: Давайте дадим слово Константину Анатольевичу. Константин Анатольевич, пожалуйста, ваше мнение.
Константин Крылов: Я честно говоря слушаю все это дело, про лапти, и мне вот что непонятно. Русские уже 100 лет лаптей не носят, но нам оказывается нужно отмываться от лаптей. Но хочу подчеркнуть, что например, сейчас мусульманам не нужно отмываться от крови баранов, которых они режут на наших площадях. Вот мусульманин заляпанный кровью – это круто, он крут, ему не нужно отмываться от этой крови.
Александр Невзоров: В чьих глазах, интересно, крут?
Константин Крылов: Ему не нужно отказываться от намаза, ему не нужно отказываться от рамадана. Так и русскому не нужно отказываться от лаптей, которые он не носит сто лет. Из этого следует одна простая вещь. Дело не в лаптях, дело не в том, что кто-то чем-то провонял. Другие воняют больше. Но их запах почему-то не просто никого не волнует, он кажется крутым, этот запах. Это запах крови. Так вот, русские, которые кровью не пахнут, ни бараньей, ни человеческой, должны, оказывается, отмываться от каких-то лаптей. То есть, в нас настолько сильно въелась самоненависть, презрение к себе…
Ника Стрижак: Да неужели! Подождите, Константин Анатольевич, а почему вы считаете, что в русских велика какая-то самоненависть?
Константин Крылов: К сожалению, да. Русские как угнетенный народ, а с 17 года русские являются угнетенным народом, по сути дела оккупированным.
Ника Стрижак: Ну вот эта ленинско-троцкистская история, я согласна. Когда русские было запрещено цензурой, да.
Константин Крылов: Поскольку народ угнетенный, постольку все, что с ним связано, воспринимается как нечто отвратительное, грязное, мерзкое, маргинальное.
Александр Невзоров: Константин Анатольевич, скажи мне, а до 17 года насколько я знаю, в 18-м году примерно 86-82% крестьянских домов в России имели земляные полы, достаточно вам приехать сюда, в музей этнографии и пошевелить хорошенько этнографическое бюро, архивы князя Телешева. Замечательные, кстати говоря, вот это вот очень болезненный и необходимый удар по так называемой национальной гордости великороссов того времени, для того, чтобы понять, что собой представлял этот полностью спившийся на земляных полах народ. Скажите мне, до 17 года он не был в резервации? Он не был унижен?
Константин Крылов: Могу сказать, что русские и до 17 года были, к сожалению, тягловым сословием империи. За счет русских жирели национальные окраины, и именно потому что именно на русском хребте выезжала империя, поэтому у русских были земляные полы и голодовки. Да, русские и тогда не были хозяевами своей земле, но то что началось после 17 года, было честно говоря, ужаснее.
Александр Невзоров: Константин Анатольевич, секундочку, я хочу узнать, что ужаснее. Смотрите, у нас от начала такой сознательно фиксированной истории, то есть, примерно, века с 10-го до середины 18-го народ талантливейший, офигенный народ, многочисленный, по сути дела, европейский за 800 лет не дает ни одного ученого. Это вообще рекорд книги Гиннеса. Надо понимать, специально такое вообразить себе невозможно. Ни одного медика, ни одного ученого.
Ника Стрижак: Это доломоносовскую эпоху считаем? Ну, у нас поздно пришли университеты, поздно дошло все до России.
Александр Невзоров: Нет, я хочу узнать у Константина Анатольевича о том, было ли это резервацией? Было ли это унижением?
Константин Крылов: Я чего-то не понимаю, претензии-то к чему? Каких именно ученых у нас не было и в каком веке?
Александр Невзоров: А имя, хотя бы одно имя? Знаете, как Карлсон Фрекен Бок спрашивал: имя одного из этих мальчиков? Вот можно имя одного из этих врачей или одного из этих ученых?
Ника Стрижак: Слушайте, какая разница? Зато потом это была такая мобилизация невероятная сил, которые дал 18, 19, 20-й век.
Александр Дугин: Чисто российский подход. Мы начинаем измерять культуру одного народа критериями другого народа. Культура, западноевропейская наука, созданы европейцами. Она им подходит, она им годится. Индусы создали за 4 тысячи лет до этого другую философскую систему, которая годится к индусскому обществу. Наше русское общество, прекрасный, кстати, питерский ученый Колесов, он автор книг «Древняя Русь в слове», объясняет, что сами понятия русской средневековой культуры, сами представления о народе, о мире, о семье, об окружающей реальности, они были сконфигурированы совершенно иначе, чем европейская, особенно европейская наука нового времени. Например, мы не знаем, что в русском языке до 15-16 веков не использовалось будущее время. Вот будущего времени как такового не было. Было вообще иное мировоззрение, где будущее определялось через модальность, через пожелания. Такие выражения были: Зима хочет бытии. То есть зима не просто придет, наступит, а она хочет наступить. Совершенно иной взгляд, где нет той топики, где нет той базовой философской предпосылки деления на субъект и объект, которая породила и медицину, и науку и ту модель, ту культуру, которая стала доминирующей в новое время на западе. Так вот, русский настоящий, как начать возвращаться к нашей идентичности, надо понять наши корни, из которых растет наше настоящее и наше будущее. Надо понять, что мы мыслили и жили особым образом. И у нас были великие достижения, у нас были великие события, мы выигрывали великие войны, мы создавали великие произведения искусства, но совершенно по-другому, и к ним надо найти ключ. Когда мы подходим с западным подходом, мы действуем как расисты. Мы говорим: Вот, западноевропейская универсальная культура, а мы якобы от нее отстаем. И вот возникает эта вся русофобия, которую к сожалению, сейчас на мой взгляд, поддерживает Александр Невзоров. Раньше я насколько помню в 90-е годы мы были по одну с вами Александр Глебович, сторону баррикад.
Ника Стрижак: Я просто еще хочу напомнить, что Леонид Аронович у нас ничего не сказал.
Константин Крылов: Несмотря на блестящее выступление Александра Глебовича, скажу попроще. Вы знаете, китайцы очень любят задавать вопрос европейцам: а вы знаете 2000 лет назад, вы там, или каким-нибудь немцам, лазили по деревьям, а у нас было великая искусство и наука. Так вот, то же самое можно сказать о русских. Мы позже начали. У нас не было, извините, античности. Ну, так уж получилось. Несмотря на то, что начали мы позже, в очень неблагоприятных условиях, у нас был поздний старт, и старт, извините меня, очень плохой. Русские бежали по болотам, когда европейцы наслаждались климатом Тосканы. И тем не менее, мы смогли создать всего за несколько веков великую культуру. Это ли не причина этим гордиться?
Ника Стрижак: Мне кажется, что это черта русского народа, мне кажется вот это умение собраться и выбраться вперед. Давайте Леонида Ароновича послушаем. Леонид Аронович, вступайте в спор, иначе мы здесь далеко уедем.
Леонид Жуховицкий: Хорошо. Я чувствую, что мы тут все обязательно переругаемся, это неизбежно, потому что очень острая проблема. Поэтому для начала я попытаюсь внести хоть какую-то ясность. Во-первых, если Обама сказал, что американцы и англичане – это одна нация…
Ника Стрижак: Нет, он не сказал одна, он сказал – две великие нации. А по отношению к нам, он бы наверное не сказал великая нация, потому что мы сами себя как нация не чувствуем.
Леонид Жуховицкий: Две великие нации, тогда все правильно. Потому что иначе ему бы пришлось очень плохо. Когда американский президент обращается к народу, Он обращается не к англосаксам, не к темнокожим, не к латиносам, он обращается к нации. Когда я был в Америке, я не сразу понял вот эту вещь. Вижу, например, человека с абсолютно оливковой кожей. Я говорю: ты кто по национальности? Он говорит: Американец. Я говорю: а твои родители? – Американцы. Приходится задать следующий вопрос: А бабушка твоя откуда? – А. бабушка из Эквадора. То есть, они все американцы. И когда, скажем, была корейская война, я помню, наши просчитались, потому что думали, что солдаты-негры американские будут бороться против солдат-белых, и те, и другие были американцами. Вот мой сосед слева, мой уважаемый оппонент сказал, что ему противно слово россияне. Но дело в том, что у него есть какие-то определенные обязанности перед Россией. Он платит налоги в российский бюджет, есть у него сын или внук, его призовут в российскую армию. Поэтому я считаю, что слова «Россия» не надо стыдиться, это наша общая страна, и кстати, в России 180 этносов.
Ника Стрижак: России никто не стыдится. Но просто можно сказать: Я татарин, я грузин, я кто угодно, но сказать – я русский, вот это как-то напряженность возникает какая-то.
Леонид Жуховицкий: Я вам скажу, когда разваливался Советский Союз, я яростно против этого боролся. Я говорил, что когда разваливается корабль, не будет 180 лодок, будет 180 обломков.
Константин Крылов: Странно, но лодки получились. Роскошно плывут прибалтийские лодочки, на таких прекрасных парусах.
Леонид Жуховицкий: Прибалтийские, они никогда и не были советскими.
Константин Крылов: Какое счастье для них.
Леонид Жуховицкий: Сейчас реальная угроза развала России, понимаете? Поэтому я считаю, что нам надо понять патриотизм в стране должен быть один.
Ника Стрижак: Сейчас я сделаю небольшую запятую, просто хочу сказать: Не получается ли так, что мы считаем, что Россия развалится только если русский будет очень часто говорить «я – русский», понимаете, вот здесь есть такая *
Если позволите, слово зрителям чуть-чуть дам. Форум процитирую. Воскресенск город, пишет: Пока на Руси россияне я не буду ощущать себя частью нации. Дочке своей говорю: Мы русские, а не россияне. Москва пишет: Я русский, у жены бабушка немка, а дедушка украинец. Но мои дети русские, потому что воспитаны патриотами. Никогда не уедут из этой страны, как бы плохо здесь ни жилось. Основная цель тех, кто хочет обезличить русских, убить патриотические чувства, ликвидировать выражение «Любовь к Родине», потому что территория России лакомый кусок, который остается пока нетронутым. Если позволите, еще два звонка и будем отвечать и продолжать разговор. Говорите, добрый день.
ЗВОНОК: Алло, здравствуйте. Меня зовут Комаров Евгений, я из города Москвы. У меня вопрос: Почему в русских паспортах в графе «Национальность» записано «русский». Это прилагательное слово. В других паспортах, таких как таджикский, узбекский, написано «узбек» или «таджик», а язык у них таджикский. У меня вот такой вопрос: Как будет называться существительное имя русского народа.
Ника Стрижак: Русак.
Звонок: Мужского и женского рода.
Константин Крылов: Я отвечу. Дело в том, что «русский», извините меня, это существительное, это субстантив. Посмотрите в учебник. Дело в том, что все европейские народы называются именно так, субстантивами, примерно по названию языка. Просто русский, извините, европейский народ. А вот народы неевропейские имеют привычку называться как-то иначе. Это просто наша цивилизационная идентичность.
Ника Стрижак: Евгений получил ответ, пожалуйста, еще вопрос.
Звонок: Юрий, Петербург. Во времена СССР все было понятно, каждая народность была четко отражена: грузин, армянин, казах и т.д. и в том числе русский. А после распада СССР русские, вдруг, почему-то куда-то исчезли.
Ника Стрижак: Разве? Почему? Если мы говорим о паспортах, они остались. Куда исчезли русские?
- В паспорте сейчас нет графы «национальность», только гражданство.
Ника Стрижак: Как нет? А, нету. Александр Глебович, где вы в паспорте видели страницу с национальностью?
Александр Невзоров: Не знаю, я давно не видел своего паспорта.
- В загранпаспорте есть такая графа.
Ника Стрижак: Так парадокс в том, что мы рашен, будет и русский и рашен по идее, и россиянин. Это одно и то же слово.
Александр Дугин: А знаете почему? Потому что с точки зрения буржуазной нормы для западных европейских стран существует только одна идентичность – принадлежность к государству. Никакого другого значения в слове «нация» или нашионалити не вкладывается. И этот стандарт, который мы копируем с запада. Там нет никакого другого смысла в слове «нация», как принадлежность к государству. И поэтому-то и совпадает русский и российский для них – рашен. Это совершенно логично объясняется. Но когда мы говорим о чем-то другом, вкладывая в понятие «русский» не только принадлежность к Российской Федерации и гражданство Российской Федерации, а что-то другое, этническую идентичность, тогда мы говорим не о юридическом понятии, а о совершенно другой форме идентичности. И тогда здесь кстати вопрос, который в одной программе Гордон задавал, а мы отвечали: Кого считать русским? Есть совершенно точный социологический ответ: русским надо считать того, кто сам себя считает таковым.
Константин Крылов: Замечательно. А что делать, если приедет миллион китайцев и скажет: мы русские. Выучив только эти два слова. После этого мы записываем их в русские. Гениальный ход.
Ника Стрижак: А парадокс в том, Константин Анатольевич, что китаец быстрее скажет, что он русский, как ни странно, чем человек, приехавший из Чечни или Дагестана.
Константин Крылов: Ну, естественно. Чеченец или дагестанец это мужчина, у него есть честь. И он никогда не назовет себя россиянином. Это подлое слово, оставленное только русским. А вот русским приходится, ковыряя носом говорить: я россиянин.
Ника Стрижак: Давайте тогда, я хочу предложить известную статью, я думаю, присутствующие в обеих студиях ее читали, статья Владимира Путина, она была в числе предвыборных статей, одна из них была посвящена как я ее трактую, русскому вопросу. Одну короткую цитату, интересно ваш комментарий услышать.
Владимир Путин: «Русский народ является государствообразующим – по факту существования России. Великая миссия русских – объединять, скреплять цивилизацию. Языком, культурой, «всемирной отзывчивостью», по определению Федора Достоевского, скреплять русских армян, русских азербайджанцев, русских немцев, русских татар… скреплять в такой тип государства-цивилизации, где нет «нацменов», а принцип распознания «свой-чужой» определяется общей культурой и общими ценностями».
Ника Стрижак: Вот, пожалуйста. Но мы никогда не скажем «русский татарин», «русский чеченец». Вы когда-нибудь слышали «русский чеченец»?
Александр Дугин: Русский – это идентичность нашего общества, которая лежит в основе нашей истории, нашей культуры, нашей государственности. Это блестящая совершенно, продуманная, верная логически и исторически обоснованное определение сути русских. Русские – ядро вокруг, которого сплотились другие этносы.
Константин Крылов: Русский это цемент, который всякие этносы скрепляет. Вот есть этносы, это настоящие вещи, как камни, а вот русский – он только что сказал, скрепляющее начало.
Александр Дугин: Я сказал «объединяют».
Ника Стрижак: Константин Анатольевич, все равно у нас никто не говорит «русский татарин» или «русский чеченец», ну не говорят так. Это вот написано у Путина в статье, но я в жизни такого не слышала, мне кажется, все равно эти народы… Мне кажется, что сейчас на меня обидятся другие национальности, но я хочу спросить: Вам не кажется, что когда мы говорили про лодку, которая плывет, и ее хотят разбить, называемая Россией, растащить в разные стороны, у многих народов почему это происходит? Не потому что русские плохие, а потому что многие народы, которые живут на территории России, им кажется, что они живут здесь как-то несправедливо, и они не понимают, что, давайте я это назову не то чтобы обидеть, а чтобы пример привести, вот каждый раз я делаю реверанс перед зрителями: татары, живущие на территории России, чеченцы, живущие на территории России. Ведь у нас вот этого нету. А это правда. Или не правда, как вам кажется?
Александр Невзоров: Просто я не видел настоящего реверанса. Но вообще это если такая фразеология есть, хотя я ее не слышал, то это достижение последний 10-15 лет, потому что по мере того, как вот это слово замечательное, потрясающее слово, слово «русский», обозначающее национальность самых блистательных ученых мира, таких как Бехтерев и Сеченов, к примеру. По мере того, как оно начинает пахнуть все хуже и хуже, по мере того, как оно маргинализируется, от него, естественно, бегут, и естественно те люди, которые тоже может быть чертовски хотели бы называть себя русскими, тем не менее, вынуждены дистанцироваться такими формулировками.
Ника Стрижак: Подождите, вы хотите сказать, что от него бегут, потому что оно плохо пахнет, а может, от него бегут, чтобы его ослабить?
Александр Невзоров: Ой, да у кого, прямо у них такие вот стратагемы в голове, под тюбетейками, и они прямо ослабляют слово «русские». Да нет, идеология – это штука серьезная. Мы вот будем сейчас ловить блох по части того, что кто-то там из под тюбетеек не ту идеологию, а мы в качестве идеологии русского народа начинаем вдруг канонизировать фигуры, которые при первой же ревизии, такие как Александр Невский, там просто берется, открывается Ливонская рифмованная хроника, и мы смотрим, а что там случилось, во время этого хваленого Ледового побоища. И выясняется, что согласно всем европейским хроникам, шестеро пленных, 20 убитых. С немецкой стороны. И когда мы выясняем, что единственное, что сделал Александр Невский это то, что он обеспечил татарам владычество над Новгородом, которого они не завоевали, и более того, захватил его и повыколол там людям глаза, которые сопротивлялись татарской переписи, и еще им под руку подвел Владимиро-Суздальское княжество. О какой идеологии мы можем говорить, когда мы предлагаем постоянно в качестве идеологических столпов абсолютно дутые фигуры?
Александр Дугин: Ну это уже чисто издевательство над нашими героями. Это совсем некрасиво. Надо во-первых, изучать национальную историю, русскую историю по русским источникам. Великий санкт-петербургский историк Гумилев и великий евразийский историк Вернадский описывали два подвига Александра Невского прекрасная статья Вернадского, русского историка, который объясняет, насколько прозорливым были политические выборы и опции князя Александра Невского великого. Вообще идея такая – изучать русскую историю по источникам наших противников, идеологических, цивилизационных, ну это же не самая лучшая идея, как будто там написана правда! Это же чистый черный пиар того времени.
Константин Крылов: Вы мне скажите, почему русских сейчас должны презирать и они должны быть угнетены из-за какого-то Александра Невского, который был черт знает когда. Давайте тогда презирать французов за Варфоломеевскую ночь.
Александр Невзоров: Нет, Крылов, вы либо хотите неверно понять, либо я не достаточно точно сказал. Мне сказали про то, что как будто существуют какие-то вот страшные, коварные идеологемы, которые направлены на ослабление русского народа, оттоком от него всех тех, кого в России исторически называли инородцами. Я сказал про то, что про идеологию нам то уж точно лучше бы помолчать.
Ника Стрижак: Но развенчивая русских героев, разве вы не играете на руку противнику?
Константин Крылов: Простите, а я так понял, что эти самые инородцы не хотят называться русскими из-за Александра Невского. Что меня, честно говоря, удивило. Я подозреваю, что они про Александра Невского либо не слышали, либо им не интересуются. Они не хотят называться русскими, потому что сейчас русским быть невыгодно. Вот и все. Очень невыгодно.
Леонид Жуховицкий: А кем выгодно тогда, скажите?
Константин Крылов: Кем угодно еще. Маленький пример.
Ника Стрижак: Леониду Ароновичу дайте слов.
Александр Невзоров: Потому что самые невоспитанные трещат все время.
Леонид Жуховицкий: Я хочу поддержать Невзорова. Когда была такая дискуссия «Имя России», для меня было глубоко оскорбительно, что среди 12 финалистов, я писал про это, было девять царей, два генералиссимуса и в качестве представителя простого народа один премьер-министр. Но не было Толстого, и о том, чтобы Пушкина сделать символом русского государства и народа, не было речи. Собрались чиновники и выбрали чиновника, причем очень далеко отстоящего от нас и мне кажется, что Невзоров совершенно правильно сказал. Фактически на нем висит предательство. Он положил начало 300-летнему татаро-монгольскому игу.
Ника Стрижак: Подождите, в этом списке был Сталин, а Сталин все-таки много сделал для того, чтобы слово «русский» вернуть нашей истории, и вернуть и Пушкина, и Кутузова. Давайте не будем действовать по принципу «Бей своих, чтобы чужие боялись».
Александр Дугин: Потому что великий Пушкин, никто не спорит, великий Достоевский, великий Толстой, великий Александр Невский, великий Петр Первый, великий Иван Грозный, великий Сталин – это разные аспекты нашей исторической идентичности. Мы можем выбирать одних или других, мы можем говорить о том, чей период был более жестоким, а чей более прекрасным. Но это все наша история. Нельзя быть русским, избирательно относясь к собственной истории.
Александр Невзоров: Вот, отлично, нашли.
Ника Стрижак: Возвращаемся в эфир. Спор прервали. Александр Глебович, вы сказали, что вас не только резануло, или вы почувствовали в чем заноза была. И в чьих словах.
Александр Невзоров: Да, я почувствовал, в чем заноза. В дугинских словах. Хотя мне симпатичен Дугин, он хорошо, масштабно, сильно мыслит. Но вот, смотрите, ведь на самом деле, русский это потрясающее слово, как только этот человек становится свободен. Но вот этот вот запрет на критическое осмысление, на ироническое и злое осмысление в том числе и собственной истории, потому что это не история, это идеологема, которая предложена в качестве идеала, в качестве закона. И не разделять того, что история далеко не так хороша и далеко не так, к сожалению, красива, как нам бы хотелось, потому что мы уже не будем говорить, что великий Иван Грозный – шизофреник, который 28 лет насиловал …
Ника Стрижак: Послушайте, но это наша история, мы сами разберемся.
Александр Невзоров: Но Дугин-то отнимает право критического отношения к ней.
Ника Стрижак: Я думаю, что господину Дугину гораздо меньше бы понравилось, если бы на вашем месте сидел человек какой-нибудь принципиально другой национальности и так бы поливал Александра Невского, вот тогда бы он взвился совсем.
Александр Дугин: Александр Глебович, тут вопрос такой, что каждая история – это реконструкция. История – это не совокупность фактов, история – это интерпретация. Нет истории ни одного народа, который не была бы субъективно сконструирована. Поэтому на самом деле немцы пишут о нас своими глазами, мы пишем о них своими глазами. И этот вопрос, который избежать нельзя. Поэтому не надо запрещать создавать свою собственную, переосмыслять разные события, разные фигуры. О запрете никто не говорит. Но на самом деле, на место одной конструкции может вступить только другая конструкция и все. Поскольку история это не факты, а интерпретация фактов. И соответственно, мы должны в первую очередь относиться к нашей истории с любовью и ответственностью. Если наши предки совершили преступление – это мы совершили преступление.
Ника Стрижак: Это наши предки, в конце концов.
Александр Дугин: Если они совершили героические события – это мы совершили героические события. Мы построили великую державу, мы создали уникальную культуру. Мы огромный народ, объединивший гигантские территории и отстоявший их в течение десятилетий. Этим можно и нужно гордиться. А какой ценой, что мы платили за это, кого мы еще заставляли за это платить – это другой вопрос. Это тоже нужно осмыслять, но это наше. Мы должны в первую очередь относиться к нашей истории, к нашей культуре, к нашей идентичности с любовью. Но любовь бывает жестока подчас. Любовь – вот требование. Не соответствие нормам, догматам, а любовь. Любовь к нашему общему прошлому, настоящему и будущему.
Константин Крылов: Вы меня конечно простите, но мне кажется, что сейчас самое главное не забывать, что история – это история. Прошлое, мимо прошло. Что бы там ни было, к нему надо относиться предельно прагматично. А именно интересовать ровно тем, что актуально сейчас, и не интересоваться тем, что сейчас неактуально. Мне почему-то кажется, что Александр Невский сейчас ей-богу не самая важная и не самая интересная фигура в российской истории. Мне непонятно, почему-то когда речь идет о самосознании русских, почему-то обязательно упираются в Ивана Грозного. Мне надоело обсуждать Ивана Грозного, честно говоря.
Ника Стрижак: Пожалуйста, Леонид Аронович, вы хотели сказать что-то?
Леонид Жуховицкий: Я думаю, вопрос такой: Хотим мы сохранить Россию, как единую страну, или хотим ее развалить. Если хотим сохранить, надо найти объединяющее начало.
Ника Стрижак: А разве русские, русская история, русский язык, оно не может быть объединяющим началом? Почему мы все время ищем что-то другое?
Леонид Жуховицкий: Сейчас скажу. Русская история не сможет нас объединить. Потому, что, скажем. На Куликовом поле наши победили наших. И с той и с другой стороны лилась наша кровь. Татары сегодня тоже абсолютно наши. Затем, когда Сталин уничтожал русское крестьянство, и говорить, что это мы уничтожали русское крестьянство, нельзя. Но не найдется в России человека, который сказал бы: Мне не нужен Пушкин, мне не нужен Толстой, мне не нужен чехов.
Константин Крылов: Да почему? Уже не скажут.
Леонид Жуховицкий: Кто?
Константин Крылов: Большая часть населения современной России нуждается в сериалах, но не в Пушкине и Толстом.
Леонид Жуховицкий: Это неважно. Никто не скажет: Мы не хотим Пушкина. Так что нам надо думать просто о том, хотим мы сохранить страну или она нам не нужна. Тогда абсолютно разные точки зрения.
Константин Крылов: Хорошо, тогда давайте встанем на такую точку зрения: хотим ли мы сохранить страну или она нам не нужна? В таком случае все очень просто. Сохранить страну можно, извините меня, только одним способом, а именно, сделав хорошо большинству населения страны. Русские составляют здесь большинство населения страны, мы здесь 80%. Если, извините меня, русских дальше будут гнобить вот так как сейчас, если русские не будут чувствовать себя в этой стране правящей нацией, если они не будут чувствовать, что Россия все-таки для русских, прежде всего для русских, то а зачем русским эта страна?
Александр Дугин: С таким подходом мы немедленно разрушим наше государство. И то что мы создавали в течение веков, разлетится немедленно.
Константин Крылов: Если русских угнетать и дальше, в конце концов им это надоест.
Александр Дугин: Русских не надо угнетать. Русских надо освободить, надо дать возможность русским быть русскими.
Ника Стрижак: От кого освободить?
Александр Дугин: От либеральной идеологии, от расизма, который на нас проецируется со стороны сторонников западного космополитического образа жизни. Русские должны быть русскими, но Россия никогда не должна быть только этнически для русских. Россия должна быть для всех, кто живет на нашей территории, кто отождествлен с нашей историей, с нашей миссией. История это не то что прошлое. Мы совершенно неправильно понимаем это понятие, история – это смысл настоящего, и это будущее. История это есть и будет, но только в том случае, если это будет последовательно и логически связано. Если мы не поймем, кем мы были раньше, мы не поймем, кто мы сейчас, и завтра нас просто не будет.
Константин Крылов: Россия не для русских, она для россиян. Россияне это безусловно не русские, или скажем так, что русские должны быть на сто восьмидесятом месте.
Ника Стрижак: Дайте Леониду Ароновичу сказать. Пожалуйста, Леонид Аронович.
Леонид Жуховицкий: Знаете, когда сейчас говорят о либералах как о каких-то негодяях, мне это слушать крайне неприятно. Я считаю, что любая страна, и наша тоже, состоит из чиновников, которым выгодна разделенная страна, разделенный народ, из либералов, которые считают, что народ должен быть свободен и из разного рода холуев, которые приспособились к чиновникам, и готовы сохранить чиновничье государство. Меня это государство, чиновничье, не устраивает. И когда без конца ругают запад, я не сторонник запада, но послушайте, меня возмущает, когда говорят: У нас свой путь. Мы говорим: у них там пенсионер получает 3 тысячи долларов, а наши роются в помойках. Но это наш путь, наши пенсионеры хотят рыться в помойках.
Александр Дугин: Никто так не говорит, это карикатура. Русофобская карикатура.
Леонид Жуховицкий: Русофобство, это пустое абсолютно слово.
Александр Дугин: Это не пустое слово, это явление, которое характерно, к сожалению, для нашей интеллигенции.
Ника Стрижак: Леонид Аронович, Александр Глебович боролся за то, чтобы вы получили слово, можно теперь Александру Глебовичу слово. Москва, можно Петербургу сказать?
Александр Невзоров: Что касается особого пути, то уже в это играли. Уже этими сказочками объелись и вообще будем откровенны, мы тут все, надеюсь, эволюционисты, мы должны понимать, что не существует особого пути… особый путь – это мутация. Есть общеевропейское и общечеловеческое развитие. А есть мутанты, это те, кто уклонились от естественного и нормального пути. Другого пути, как общечеловеческое развитие… Вы тоже, насколько я вижу, сидите не в косоворотках и без гуслей сегодня, по крайней мере. Поэтому вот эти вот все попытки поедать плоды европейской культуры и при этом стоять в некой такой вот позитуре, что у нас особый путь – это уже поиграли в это в хомяковские времена. И мы помним, чем этот особый путь закончился. Мы помним, как взорвалась страна в 17-м году, именно потому, что она была воспитана в идеологии особого пути.
Александр Дугин: Совершенно не поэтому она взорвалась.
Александр Невзоров: А, конечно, пришли три еврея со ржавыми маузерами и перестреляли Святую православную Русь.
Александр Дугин: Их было не три, и маузеры были не ржавые.
Александр Невзоров: Ну хорошо. Что же это за страна такая, которую смогли перестрелять пять? Мы прекрасно знаем, кто устраивал революцию, и про то, что этот рецепт… Дугин, ну ты же умный, ну послушай меня. Вот вы нашли рецепт, потрясающий рецепт следование которому убило больного. И вы сейчас пытаетесь объяснить, что вот эту новорожденную маленькую Россию, которая появилась сразу в послеельцинское время, нужно лечить по тому же самому рецепту. Ну как-то, кому может это прийти в голову? Какому русскому патриоту, какому человеку, у которого есть хоть капля нежности к этой стране может прийти в голову предлагать в качестве эталона образ ее истории.
Александр Дугин: Я в недоумении. О каком рецепте идет речь?
Александр Невзоров: Речь идет о рецепте идеологическом, который породил все ту любимую… православие-самодержавие-народность, если угодно. Который породил вот этот вот чудовищный взрыв ненависти в 17 году.
Александр Дугин: А почему вы думаете, что эта уваровская формула, которая была давно оставлена, к 17 году и породила тот взрыв ненависти, который накрыл Россию?
Александр Невзоров: Я говорю метафорически. Хорошо, мы говорим о православии как обязательном правиле игры того времени.
Александр Дугин: Это наша культурная идентичность, самодержавие – это свойство нашей социальной системы. Почему мы мутанты? Почему вы считаете, что все народы должны развиваться по одной и той же логике, по одной и той же модели? Индусское общество развивается по своей модели, западноевропейское по своей.
Александр Невзоров: Правильно совершенно, но индус бы сидел передо мной в чалме, и рядом бы с ним струилась кобра. А вы в европейском пиджачке, дружище.
Ника Стрижак: Я чувствую, вы породили все равно спор.
Константин Крылов: По крайней мере, там действительно существуют политические партии, они меняются у власти, по крайней мере это видно…
Александр Невзоров: Где, где?
Александр Дугин: Там правят классовые принципы, как правили 400 лет тому назад. Каждое общество, Александр Глебович, развивается по своей собственной логике. И наша логика своя и особая. И у каждого народа, у каждой культуры есть свой собственный путь. Но на самом деле, наш путь, нас постоянно пытаются сравнивать с каким-то универсальным путем. Надо открыть взгляд на нашу собственную историю, и сказать «да» нашей идентичности и сравнивать нас с нашими идеалами.
Ника Стрижак: А кто из русских сомневается в своей истории?
Александр Невзоров: Я, например, сомневаюсь.
Ника Стрижак: Ну, таких как вы немного. Многие русские сегодня сомневаются в своем настоящем самоопределении нации.
Александр Дугин: Правильно. А настоящее немыслимо без прошлого, потому что в настоящем возможно только благодаря осознанию нашего пути сквозь историю, когда мы поймем, кем мы были, куда мы шли, что мы делали, почему мы такие как сейчас, зачем мы такие как сейчас, тогда мы осознаем себя и двинемся дальше.
Ника Стрижак: Александр Евгеньевич, а может быть, не мы не такие, а вокруг нас чуть-чуть не такие теперь, понимаете?
Александр Дугин: На самом деле, нам надо сравнивать себя с нашими идеалами, а не с чужими идеалами. Русские идеалы – это совершенно другие вещи. Это идея всеобщности, это идея цельности, это идея справедливости, а не идеи индивидуального комфорта, и не идеи индивидуального благополучии.
Константин Крылов: Понял, комфорта русским не положено. Нам хлеба не надо, нам правду давай.
Александр Дугин: Для русских комфорт не был ценностью, для европейских был. Вот и вся разница. Для нас нужно величие.
Константин Крылов: Вот, по-моему такие идеи точно развалят Россию. Русским, значит, нужна баланда, вы хотите русских посадить на баланду.
Александр Дугин: Это неправда, вы оба несете чушь. Никто не собирается сажать русских на баланду. Русские не видят в комфорте высшую ценность, русские не видят в идеальной свободе высшую ценность. У них другие…
Ника Стрижак: Они перессорились из-за русского народа. Короткая ремарка с форума. Тула пишет: Невзоров прав стопроцентно, все эти родители лубочной старины просто отбрасывают русских из 21 века в век 16-й. Еще два вопроса давайте по телефону послушаем, потому что есть вопросы и к Александру Дугину и к Константину Крылову. Добрый день, мы слушаем, Олег?
Звонок: Я из города Махачкалы. Я хочу сказать этому Крылову, этому журналисту якобы, что он говорит глупость. Никто русских людей не обижает, не ущемляет, никакой такой национальной зависимости у регионов от русских тоже нет. И вот единственное, что я хотел бы сказать: мой дед умер во время революции, отец мой, брат моего отца, умер во время Великой Отечественной войны. Мой дядя умер во время Великой Отечественной войны. Кого они защищали? Русских они защищали или родину свою защищали? И почему теперь, через 70 лет, в городе, где детей кушали, людоеды кушали своих детей и мертвые валялись на улице, почему ходят скинхеды и фашисты? Какой народ помнит такое? Какой уважающий себя человек будет помнить это дело? Если вашего отца убивал бы кто-нибудь из моих родственников, вы бы и через 100 лет не забыли бы про это. А как они могут забыть то, что вместе мы с ними кусок хлеба делили и вместе умирали. Как они это могут забыть?
Ника Стрижак: Я хочу внести ремарку, что город, в котором кушали людоеды, это вы имеете ввиду блокаду, это во-первых, так нехорошо тоже про блокаду говорить. Подвиг города не в этом, как вы знаете. А во-вторых, к вопросу о том, что ходят здесь фашисты, они здесь не ходят особенно. Но вопрос Константину Анатольевичу, отвечайте.
Константин Крылов: Я отвечу очень просто: я с большим уважением отношусь к вашим уважаемым замечательным предкам. Но понимаете, в чем дело, вот если в Москве, скажем так, русский столкнется с кавказцем произойдет, допустим, драка. Но вот если кавказец убьет русского, ему, скорее всего, ничего не будет, потому что приедут уважаемые люди из диаспоры и выручат хорошего мальчика. А если русский, не дай бог, что-то сделает с кавказцем, он пойдет в тюрьму на полный срок, и потом этот срок еще сверху навешают 282 статью, потому что он тронул кавказца. Вы знаете, вот этот маленький, совсем маленький момент очень портит национальные отношения. Понимаете, такое дело. Вах-вах.
Александр Невзоров: Я хочу про Крылова сказать. Слушаю я этот разговор, и в общем, должен сознаться, что конечно, вот так вот всерьез конструктивно прав в этом разговоре, Конечно, Крылов. Но я наблюдаю даже по тому небольшому хронометражу, который мы в эфире, я наблюдаю. Как человек, в общем, с самой трезвой идеей, и самой простой, как его даже здесь тут же загоняют в угол, и как он вынужден у нас на глазах маргинализоваться, при том, что самая простая правда на его стороне. Притом, мне очень понравилось, что он не говорит про всю вот эту вот…
Ника Стрижак: Прости, а кто, мы его загнали?
Александр Невзоров: Да, и я, и ты, и Дугин, все.
Ника Стрижак: Подождите, а как тогда быть? Вот человек ратует за русских, шаг – и уже экстремизм, шаг и уже экстремизм.
Александр Невзоров: Да, но до какой степени ему оставили узехонькую тропиночку. Причем оставили все: и любители русской старины, и не любители русской старины, и отстраненные интеллигенты, и западники. Как быть?
Ника Стрижак: А как относиться к русским националистам теперь?
Александр Невзоров: Подожди, у тебя есть такое ощущение, нет? Вот этой узехонькости.
Константин Крылов: Ну, во-первых, я хочу сказать, что сейчас – это еще ничего. Я очень хорошо помню, что раньше мне приходилось не то что по тропиночке, а по лезвию ножа ходить. Я и сейчас, в общем-то хожу. Я кстати говоря сейчас под 282-й статьей за одно высказывание на митинге. По поводу экономической системы Российской Федерации. Но ничего. Я думаю, что узким путем, и я, и русский народ пройдем туда, куда нужно, к русскому национальному государству. Я в этом уверен.
Ника Стрижак: Националисты обвиняются в первую очередь, в экстремизме, да? И давайте не будем скрывать, что основные герои списка, который сейчас называют списком политзаключенных, в основном, это же националисты. Вот, Константин Анатольевич, может быть у вас идеи здравые, да методы странные.
Константин Крылов: У меня методы странные? Может быть, я убил кого-то? Может быть я зарезал таджикскую девочку? Скажите мне это в лицо, что я зарезал таджикскую девочку. Вы знаете, даже российское государство, которое сейчас обвиняет меня в том, что я разжег национальную ненависть фразой, цитирую: Пора кончать с этой странной экономической моделью. Сейчас оказывается говорить такие слова на митинге преступление, так вот, даже россиянское государство меня в этом не обвиняет. Так вот, что касается националистов, я могу сказать следующее. Вы знаете, точно также как нельзя приписывать либералам преступления так называемой антифы, а между прочим, это люди, которые тоже совершают преступления. Но я например, не скажу сидящему здесь рядом уважаемому мной человеку, что он ответственен за это. Он не ответственен за это. Так вот, русские националисты – это люди, которых, да, изо всех сил выталкивают в маргинальное поле. Мы туда не хотим, и мы более того, оттуда вырываемся всеми силами. Мы не хотим никого убивать, мы не хотим совершать преступлений. Мы хотим мирным, законным путем добиться исполнения своих национальных чаяний. Вот и все. Сейчас, например, мы создаем партию. По-моему, это совсем далеко от политических убийств.
Ника Стрижак: Скажите, Константин Анатольевич, вы боретесь за или против? Потому что если вы боретесь против черных, это другая история, это плохая история.
Константин Крылов: Разумеется «за».
Ника Стрижак: Вы боретесь «за», да?
Константин Крылов: Конечно. Здесь меня в первую очередь интересуют права и свободы русского народа, русской нации. В этом отношении, что касается борьбы «против» – это естественная для кого-то неизбежная стадия, потому что если человек сталкивается с национальной несправедливостью, с той, о которой я сейчас говорил, скорее всего, он будет, знаете, немножечко «против». Потом, однако, он скорее всего поймет, что дело не в так называемых черных самих по себе, дело не в тех или иных людях, как бы они не были неприятны, дело в государственной политике. И претензии переориентируются с неприятных, несимпатичных и т.д. нам народов на государство, которое обеспечивает им условия наибольшего благоприятства за наш счет.
Леонид Жуховицкий: Можно мне как единственному либералу возразить? Я тут один, дайте мне слово.
Ника Стрижак: Давайте слово, Леонид Аронович.
Леонид Жуховицкий: Я единственный либерал. Во-первых, я хочу сказать следующее: Верхушка российского общества всегда жила по западным стандартам сыто и хорошо. И тот же Сталин ездил на «Паккарде», и приказывал сделать свой автомобиль в точности как «Паккард». А вот для народа, для него остается некий особый путь, он пускай живет впроголодь, потому что он это любит, и пускай славит эту власть.
Константин Крылов: Вот нам, русским, это и не нравится, черт возьми. Вот именно эта ситуация.
Леонид Жуховицкий: Теперь вопрос следующий. Когда говорят «отдайте Россию русским»…
Ника Стрижак: Подождите, подождите, что значит «отдайте Россию русским»? Она и так наша. А что, нет?
Леонид Жуховицкий: Секундочку, все очень просто. Сейчас у нас президент русский, премьер русский, 90% министров русские, значит честно надо говорить по-другому: отдайте Россию другим русским.
Александр Дугин: Премьер у нас либерал, Медведев. Медведев либерал, а не русский.
Александр Невзоров: А что значит либерал и не русский, это как?
Ника Стрижак: Я тоже не понимаю: либерал и русский это как две разные категории.
Леонид Жуховицкий: Либералы – это те, кто любит народ. Вот те либералы.
Александр Невзоров: Чаадаев – русский или нет?
Александр Дугин: Идеология западного расизма, которая утверждает, что есть только один ценностный путь: путь западноевропейской культуры.
Леонид Жуховицкий: Я не могу согласиться, что русские – это рабы. Русские это народ, который должен быть свободен, он не должен смотреть на запад. Запад это ругательное слово.
Александр Дугин: Запад это ругательное слово. Запад – это гегемония, которая пытается установить свои интересы за счет интересов своих народов и культур.
Ника Стрижак: Александр Евгеньевич, как вы отнеслись к словам Константина Анатольевича, который сказал, что мы размышляем очень масштабно, и нас из века в век так вот кидает, хорошо, что все такие образованные люди, но когда говорят об очень конкретных вещах, когда обижают русского и об этом нельзя сказать, если обижает русский, об этом скажут обязательно. Вот это неравенство подхода.
Александр Дугин: А хорошо, когда обижают человека или ребенка? Это разве вам кто-то скажет, что это хорошо? Это плохо. Плохо, когда обижают любого, плохо. И нельзя сказать, что это хорошо. Но как только мы начинаем переводить проблему в нашей стране, где разные этносы, разные культуры, разные конфессии, говоря, что одни народы или одни этносы должны рассматриваться с привилегированной точки зрения, а другие нет, тем самым мы на самом деле разрушаем наше единство, вбиваем гвоздь в гроб российской государственности.
Ника Стрижак: Александр Евгеньевич, не идет речи…
Александр Дугин: Какой русский человек может хотеть, чтобы наше государство рухнуло? Чтобы там появилось северокавказское государство, сибирское государство. Мы в своем уме. Русские должны жить в нашем государстве прекрасно, как могут, как хотят.
Константин Крылов: Отлично, вот мы хотим жить, как живут свободные восточноевропейские народы.
Александр Дугин: На самом деле речь идет о том, что если мы сейчас разрушим Россию, а это можно сделать с двух сторон, как с точки зрения сепаратизма этнического, так и с точки зрения русского экстремизма, который здесь господин Крылов защищает.
Александр Невзоров: Да я не слышал, чтобы он защищал экстремизм какой-то. Что за передергивание-то? Где он защищал экстремизм?
Ника Стрижак: Подождите, давайте вернемся в более конкретную плоскость.
Александр Дугин: Но Россия для русских – это губительный для нашей России лозунг. Нет. Россия должна быть для всех. У нас общая родина для всех людей, которые здесь родились, которые солидарны с нашей историей, с нашей культурой.
Ника Стрижак: Но понимаете, речь идет не об этом. Александр Евгеньевич, речь все-таки идет не об этом. Константин Анатольевич, я хочу про вас сказать. О чем сегодня многие говорят, когда поднимают русский вопрос. Они ведь говорят не о том, что русские слишком много тут выпендриваются, потому что их большинство. А речь идет о прямо противоположном. Что несмотря на то, что их большинство, и это несомненно титульная нация, государствообразующая нация, как начали теперь говорить, все равно их права, конечно ущемлены. Потому что если завтра пятеро русских убьют не дай бог кого-то, дагестанца, то это будет справедливо, это поднимет невероятный шум во всей прессе. У нас на днях пятеро татар убили русского. Кто-нибудь слышал об этом? Потому что нельзя это говорить. И я даже когда говорю сейчас это, я нарушаю, возможно, законы. Но у нас по отношению к одним – одни правила, по отношению к другим – другие. Почему?
Константин Крылов: Потому что, повторяю, Россия не является русской страной, она является Россией не для русских. Русские при этом, скажу честно, мы хотим равноправия.
Ника Стрижак: Леонид Аронович, ко мне вопрос был? Пожалуйста.
Леонид Жуховицкий: Когда убили одного русского, кавказец убил русского в Москве, 10 тысяч человек вышли на Манежную площадь. Когда убили таджикскую девочку в Питере, сколько народу вышло на Дворцовую площадь? Никто не вышел. Когда убивают любого человека, а когда русский убивает русского, это хорошо? Когда кавказец кавказца? Но у меня вопрос сейчас к господину Крылову, один раз. Я все время хотел понять: Чего хотят националисты. Один раз в «Литературной газете» я прочел статью господина Сергеева, который в первый раз искренне ответил на этот вопрос. Он сказал, я хочу, чтобы у меня как русского были моральные и материальные льготы. Мне очень понравилось, человек честно сказал. Мне хотелось бы узнать, я не могу его спросить, спрошу господина Крылова. Сколько ему, как русскому националисту надо платить в месяц за то, что он русский человек.
Константин Крылов: Мне ничего не надо платить за то, что я русский человек.
Александр Дугин: Да вам Березовский платит, зачем вам еще.
Константин Крылов: Так, про Березовского сказки потом. Я честно говоря, русский человек, если что от этого и имею, так только убытки. Мы хотим очень простой вещи, повторяю: равноправия. Мы не хотим даже себе каких-то преимуществ. Мы просто хотим, чтобы ситуация, когда русский напал на нерусский или нерусский на русского, обоим выдали по закону то, что им положено. Вот и все. Да, именно так. Мы хотим, чтобы русские не были угнетенным народом.
Леонид Жуховицкий: А тогда какая разница, русский – не русский.
Константин Крылов: Извините, сейчас-то разница есть. И поэтому до того момента, пока эта разница есть, русские будут это чувствовать. И я буду русским националистом. Если этой разницы не будет, и она забудется, то будут другие разговоры.
Александр Невзоров: Честно говоря, в словах Крылова я никакого экстремизма и не слышу. Это не к тому, что я встаю на его сторону, отнюдь. Но тем не менее, я понимаю, о чем он говорит. А он говорит, что у нас не работает всего-навсего нормальная модель взаимоотношений, которая есть в любой другой стране. Вот и все. По той причине, что у нас действительно трагическое отставание в развитии, которым мы обязаны вот этой всей звездной истории, когда на самом деле русская история начинается только с Петра, и когда нам просто придется еще 200-300 лет подождать до того момента, когда вот Крылов это же, просто симптом, имя проблемы и не больше.
Константин Крылов: По-моему я все-таки живой человек, и таких как я много.
Александр Невзоров: Проблема отсутствия нормальности, которую, к сожалению, обеспечила нам та история, которую мы хотим сейчас так любовно сохранить и воссоздать. Это у нас особый путь, быть мутантами.
Константин Крылов: У нас нет 200 лет, у нас и 100 лет нет. Я предлагаю взяться за дело и создать русское национальное государство в достаточно короткие сроки. Я думаю, что русские к этому вполне готовы, они этого хотят.
Ника Стрижак: Создать новое государство, это значит вопрос власти, это революция, это совсем другая история. Я прошу прощения, Константин Анатольевич…
Константин Крылов: Про развалины России говорят в основном те, кто предлагает другие проекты, а именно плетку и баланду.
Ника Стрижак: В эфире, очень коротко на форум обращаем свой взор. И я забыла сказать, что у нас есть аккаунт в «Твиттере», спасибо, что вы сами туда пишете, мы оттуда все читаем. Краснодар пишет: господин Невзоров проявляет в своих речах явное презрение к русским, как к нации и нашей вере, до хорошего это не доведет. Веру не трогаем, но у меня не сложилось впечатления, что ты русских… Ты же сам сказал, какой мы с тобой национальности, вот ты какой национальности?
Александр Невзоров: Команч.
Ника Стрижак: Вот я так и знала, что он скажет гасконец, кто угодно.
Александр Невзоров: Вот могу сказать, что не только неуважение, но и абсолютное восхищение, но для меня русские – это прежде всего народ Чаадаева, Герцена, Тургенева и Сеченова. А не народ во вшах и на земляном полу.
Ника Стрижак: Два звонка послушаем еще. Говорите, слушаем вас, добрый день.
Звонок: Добрый день, город Краснодар. У меня вопрос к господину Дугину. Скажите, пожалуйста, когда говорят «великий русский поэт, великий русский художник, великий русский композитор», почему не подчеркивается, не говорится о его этническом происхождении. Недавно была годовщина великого русского поэта Достоевского, писателя Достоевского, и я нигде не прочел, что род Достоевского – это древний татарский род. Почему не говорится, что мать, допустим, великого русского полководца Суворова – армянка, госпожа Манука. Ведь тем нациям, которые вносят что-то в культуру России было бы приятно это услышать.
Александр Дугин: Я могу ответить. На самом деле, если мы посмотрим вообще всю историческую элиту нашу, дворянские, боярские роды, то большинство из них были выходцами не из простого народа, тогда не было ротации элит, они не были этническими великороссами. А культурно они были русскими и они создавали тот уникальный код, ту уникальную культурную и социальную модель, которая нас и создала, на самом деле. В этом отношении – русское это действительно изначально объединяющее начало, которое включало татарские, армянские, самые разнообразные, литовские, кстати, германские, до этого – половецкие рода. И которое создавало совершенно особый цивилизационный тип. Лев Николаевич Гумилев прекрасно показывал то, что нельзя выделить в русском народе только один этнический субстрат. Вокруг нас с самого начала с киевских времен с первых шагов в истории было множество людей, множество этносов. Они складывались и создавали уникальный тип культуры. И конечно, я полагаю, что вклад всех этносов в русскую культуру, и истоки этих дворянских родов и недворянских родов, просто великих деятелей, все это конечно наше общее достояние. Поэтому-то и нельзя противопоставлять этнических великороссов. Вот я сам этнический великоросс крестьянского происхождения, такой самый чистый русский, которого можно представить себе. Но на самом деле нельзя строить только на нас, на великороссах, исключительно всю нашу историю, потому что огромный вклад был наших этносов, и все это наше общее достояние. И те татары, и те немцы, литовцы, которые вошли в нашу плоть и кровь нашей культуры, нашу историю, и которые сегодня вносят свой вклад в нашу единую идентичность, от них нельзя ни в коем случае нас отделить. Мы единое целое. И в этом отношении каждому народу, который внес в эту копилку свой вклад, мы благодарны.
Константин Крылов: Я могу сказать, что это очень хорошее предложение. Давайте, действительно, поблагодарим все те народы, которые внесли вклад в нашу историю, скажем им спасибо, и после этого займемся, наконец, своей историей.
Ника Стрижак: У меня вопрос к Александру Глебовичу. Здесь сегодня несколько раз упоминался Гумилев…
Константин Крылов: Кстати говоря, мне совершенно непонятно, почему у Пушкина постоянно называют каким-то там негром и постоянно забывают, сколько в нем этой самой несчастной негритянской крови.
Ника Стрижак: Слушайте, я думаю, что Пушкину не обидно ни секунды.
Константин Крылов: Ему-то не обидно, мне интересно, почему русская кровь не считается.
Ника Стрижак: Ну подождите, Константин Анатольевич, вы уже свои комплименты собрали и на форуме, между прочим, тоже. Александр Глебович, ваш взгляд, Гумилев как трактовал? Все-таки вы с ним были знакомы и очень долгое время?
Александр Невзоров: Гумилев это такая в общем-то вселенная исторических представлений, что взять и вычленить из него…
Ника Стрижак: Что бы он сказал на наш спор, как вам кажется?
Александр Невзоров: Он бы сказал, что мы все мразматики. Что все, причем, включая тебя. Он вообще очень любил это слово, и для него, он не понимал, как можно пытаться засунуть сложнейшие, достойные энциклопедии и работы целых институтов темы вот в этот вот телевизионный формат, где все вынуждены друг на друга орать. Конечно, его можно назвать, что у него постоянный был крен в тюркофилию, конечно. Это было. Но могу сказать, что вот этой идеи объединения, он очень трезво относился к истории. Он меня и научил с предельной трезвостью относиться. И у него не было такого вот желания всех и живых и мертвых, и прошлых и будущих во что-то объединить. Я вот сейчас Дугина послушал и категорически не хочу быть с ним чем-то целым. Чем-то единым.
Ника Стрижак: Мы не будем спрашивать, хочет ли он быть с вами.
Александр Невзоров: Тоже не хочет. Если позволите еще один вопрос к Леониду Ароновичу. Леонид Аронович, но для короткого ответа, времени мало. Говорите, мы слушаем.
Звонок: Я бы хотел обратить внимание Леонида Жуховицкого на его ошибочную трактовку при сравнении обозначений национальностей в Америке и России. Дело в том, что американский народ – это собранный народ из приезжих. И там трудно назвать каждую национальность отдельно. И естественно, что называются все американцами. А Россия – это страна где проживают народы исторически на своей территории. И ее можно сравнить обозначения народа с Соединенным королевством Великобританией, где живут также исторически несколько народов, и каждый называется отдельно. Англичане – называются англичанами, шотландцы – только шотландцами, валлийцы только валлийцами, а северные ирландцы – только ирландцами.
Ника Стрижак: Спасибо, мы поняли, я вас все-таки прерву, пожалуйста, для короткого ответа, Леонид Аронович.
Леонид Жуховицкий: Отвечаю. Я сейчас закончил книжку о великих наших поэтах-шестидесятниках. И вот самое простое, там такое смешение кровей, либо мы должны вообще нашу культуру выкинуть, либо понять, что не существует у нас чистой крови. Пожалуйста, Володя Высоцкий, мой друг, самый популярный сейчас поэт: отец еврей, мать русская, женщина, воспитавшая его армянка. Гениальный Булат Окуджава, родился на Арбате, отец грузин, мать армянка. Евтушенко – отец латыш. У Рождественского литовские корни и так далее. У Риммы Казаковой отец казах, мать еврейка. Без конца это длится. Нельзя по крови никогда делить народ.
Константин Крылов: Я, честно говоря, не понимаю, почему из того, что некто написал несколько хороших стихов на русском языке, русские должны и дальше находиться в угнетенном положении. Не вижу вообще связи. Давайте спасибо скажем всем этим замечательным народам. Спасибо. Спасибо большое за то, что вы сделали. А теперь давайте уже займемся своей историей. Грузины и армяне и прочие народы сейчас занимаются своей историей и не вспоминают о том, что они когда-то внесли вклад в русскую.
Александр Невзоров: Хочу отметить, что Крылов отвратительно конструктивен.
Ника Стрижак: Может вам отдельно как-то созвониться. Я хочу вернуться к статье Путина, вот реакция, мне интересно, Александр Евгеньевич, давайте, я вас выберу. Смотрите, две цитаты я вам приведу. Дмитрий Рогозин на вот эту статью Путина о русских, о русской нации, о самоопределении, вернее против самоопределения, он сказал, что Путин вывел русский вопрос из подполья, что он сделал очень важное дело, что он начал об этом говорить. На что академик такой есть Валерий Тишков, он сказал, что это вообще очень опасная история, и он надеется, что это была лишь предвыборная конъюнктура. Вы лично как к этому относитесь?
Александр Дугин: Путин в данном случае пошел наперекор Тишкову с его либеральной западнической моделью устройства нашего общества, поэтому Тишков естественно, возмущен. Он либерал, он сторонник западной модели, где вообще никаких русских не должно остаться в помине. И в данном случае, несмотря на то, что Рогозин я не считаю, что он большой интеллектуал, но он гораздо ближе к истине в данном вопросе, поскольку путинская статья о национальной проблематике, по своим теоретическим параметрам, на мой взгляд, совершенно грамотно, правильно написана с соблюдением всех пропорций. И русскому народу, как базовому, ядру нашего общества уделено важное внимание. И вывел действительно Путин это из умолчания. Вывел из подполья, поставил в центре внимания и не оскорбил другие этносы. Очень хороший текст. У меня вопрос другой: будет ли Путин что-то делать в этом направлении. Как мы знаем, что предвыборные заявления политиков вообще тут же забываются после того, как выборы прошли. Я полагаю, что у Путина нет сейчас того ресурса, чтобы оставить эти предвыборные обещания по ту сторону этой выборной кампании. Он сейчас обязан перед лицом тех, кто его поддержали, кто его выбрали, перед лицом нашего общества, перед лицом истории нашей, довести до конца не то, что мы от него требуем, а то что он сам пообещал. Поэтому Путин должен нам ответить за свои слова. Которые сказаны им. Никто его за язык не тянул. Он сказал великолепные вещи, надо сделать теперь.
Ника Стрижак: Александр Глебович, ваше мнение. Во-первых, «из подполья», красивый образ.
Александр Невзоров: Известный есть анекдот, что «милый, ты же обещал на мне жениться. – Мало ли, что я на тебе обещал», да? Это известно, это первое. Во-вторых, могу сказать, что текст настолько стерильный от всяких смыслов, текст настолько стерильный от всяких обещаний, если в него внимательно вглядеться.
Ника Стрижак: А что он должен обещать?
Александр Невзоров: Только у Рогозина, который сейчас испытывает административный восторг, это могло вызвать какие-то эмоции. Это очень напоминает по своей красивости…
Ника Стрижак: Человек такого уровня государственной власти… нет, подождите, давайте вспомним товарища Медведева в Уфе, который тоже… понимаете, начинают люди на самом высоком уровне говорить, что да, русский… вот это удивительно! Даже приятно удивительно. А вам неприятно и неудивительно.
Александр Невзоров: Мне не очень удивительно и не очень приятно, потому что, во-первых, я не верю ни в какие добрые начинания власти, предполагаю, что она все равно будет действовать по обстановке. А во-вторых, мне всегда страшно, что вот того самого проклинаемого Дугиным общемирового, общечеловеческого пути, это будет лишним поводом увести, лишний раз конфронтировать русских со всеми остальными.
Ника Стрижак: С какой целью?
Александр Дугин: А надо слиться в экстазе со всеми западными людьми. Это глобализация будет.
Александр Невзоров: Ну и замечательно. Пусть это будет наконец глобализация.
Ника Стрижак: Давайте, Константин Анатольевич, ваше мнение. Выход из подполья, но вы наверное аплодируете и приветствуете, и какая перспектива.
Константин Крылов: Я прежде всего понимаю, почему появились эти самые тексты. Путин, как известно, первый раз обратил внимание на русских и на то, что они чем-то недовольны, после Манежки. Как человек, который на этой самой Манежке был, я очень хорошо понимаю, почему и отчего в дальнейшем интерес к русскому вопросу, вынужденный интерес, на самом деле, власть проявила. Но на самом деле я согласен с тем, что сам факт того, что вопрос некоторым образом легализован, но мы же здесь тоже разговариваем, это конечно хорошо. Я не могу сказать за это Путину уж очень большое спасибо, но тем не менее, признаю, что это положительное явление. Я бы сказал так: хороший симптом. При всем при этом, Путин действительно в этом тексте никому ничего абсолютно не обещал, тем более русским. Русских он назвал скрепляющим началом – цементом и повторил все прочие советские благоглупости по этому поводу. Что ж, я думаю, что дальнейшая эволюция власти зависит от эволюции русского движения.
Ника Стрижак: Давайте тогда сошлемся на Медведева, правда, слова, которые были сказаны практически год назад, в Уфе был госсовет, он больше такого не повторял. Все равно, он говорил о том, что правильный курс на строительство единой нации, как-то все про нас говорят, это такие общие слова, но необходимость, подчеркнул, необходимость завершения процессов, прерванных Октябрьской революцией 17-го года, о чем мы сегодня говорили, процессов превращения России внимание, восклицательный знак, в государство русских. Вот, пожалуйста. Удивительное рядом.
Константин Крылов: Это, конечно, замечательно, вопрос только вот в чем. Он говорил это, кажется, год назад. Больше он на эту тему не выступал, и за этот год ничего для превращения России в государство русских не было сделано. Значит то, что он сказал, не имеет никакого практического значения. Как и большая часть того, что говорят все эти замечательные люди. Давайте смотреть только на то, что они делают. Так будет проще.
Ника Стрижак: Давайте тогда так, я знаю, что не всем дала еще слово, у нас есть рубрика такая постоянная, называется «Глас народа», это такое компилированное мнение зрителей, которые звонили в эфир, но которые не получили в эфире слова, так сказать, мнение по поводу заданной темы и нашего разговора. Давайте послушаем и подведем короткие итоги.
Сейчас национальность русская вообще отсутствует. Фактически у меня национальности нет, потому что русский – это чисто нарицательное.
Раньше мы были все советскими людьми. Теперь мы стали все россиянами.
Мы являемся подданными России, а не русскими людьми.
Я русский сам и горжусь тем, что я россиянин. Будет россиянин, будет на благо родины работать, дай бог ему здоровья.
Мама у меня грузинка, папа адыгеец. Всю жизнь я прожила среди русских, и я горжусь этим. И меня поражает вот это пренебрежение с которым говорит об этом товарищ Невзоров.
Я хочу чтобы русские ходили с гордо поднятой головой и гордились своей историей и своей нацией.
Кто-нибудь из вас, там сидящих, считал, сколько у него корней? Ведь Русь – это многонациональное государство. Русь перемешалась дальше некуда. Меня обычно спрашивают: кто я по нации. Я отвечаю: Дитя всех народов. Вот и вам нужно так говорить!
Ника Стрижак: Если можно, короткий вопрос, Константин Анатольевич, для очень короткого ответа. С форума спрашивают, нет ли у вас ПГМ?
Константин Крылов: Чего?
Ника Стрижак: Я не знаю, ПГМ, аббревиатура, большие буквы.
Александр Невзоров: Имеется в виду православие головного мозга, наверное?
Ника Стрижак: А ну это вам знакомо.
Константин Крылов: Вы знаете, я не православный, уж простите.
Ника Стрижак: Коротко, получили ответ. Леонид Аронович, если позволите короткая цитата, раньше, когда мы изучали первоисточники, хорошо, когда есть к чему обращаться. Тоже одна цитата из этой статьи Владимира Владимировича. Российский опыт развития государства уникален, он говорит о многонациональности. Мы многонациональное общество, но мы единый народ. Когда мы говорим «народ», у меня возникает вопрос – какой? И все-таки, какой мы народ? Какое прилагательное вы бы поставили?
Леонид Жуховицкий: Вы знаете, мне совершенно все равно. Будем мы называться россиянами или русскими. Я за то, чтобы все граждане России осознали себя единым народом. Иначе Россия как страна развалится и погибнет. Приведу две строчки современного поэта: родство по слову порождает слово, родство по крови порождает кровь. Кстати, ваш же гражданин Александр Городницкий.
Ника Стрижак: Пожалуйста, как вы полагаете, Александр Глебович, эти разговоры все-таки понимаете, они раздражают людей, или они сегодня с каким чувством выключат сегодня телевзор?
Невзоров: Я думаю, что с чувством отвращения, естественно.
Ника Стрижак: Почему? У меня форум полон восклицаниями: Я русский! Я русский! Мы славяне!
Александр Невзоров: Вот в том-то и дело, что восклицания это одно, а ощущение некоторой безвыходности, которое, например, у меня сложилось от нашего разговора, это совершенно другое. И ощущение нерешаемости этой проблемы. Ощущение того, что да, это предельно болезненная штука и у нас увы в обществе есть и силы, и эти силы имеют колоссальный потенциал, которые всегда нас будут приговаривать к конфронтации, увы. Потому что нам хотят навязать особый путь, особую миссию быть мутантами. На меня, честно говоря, этот разговор произвел тяжкое впечатление, и отчасти потому, что я понимаю правоту Крылова, я уже сказал. Вот простую, конкретную сермяжную, сегодняшнюю правоту Крылова, и вместе с тем вижу, что он вот оказался на этом вот лезвии, что ему некуда деваться, что у него нет союзников, что он со своей правотой вынужден сидеть под своей 282 статьей.
Ника Стрижак: Я благодарю вас. Коротко, пожалуйста, Александр Евгеньевич, ваше ощущение, вот эта безысходность, которая может быть и вас посетила спустя 2 часа разговора, повод ли это к тому, чтобы эту тему закрыть и перестать обсуждать?
Александр Дугин: Ну, во-первых, никакой безысходности я не вижу. Я не увидел серьезных аргументов, на самом-то деле. И тем не менее, тот факт, что мы подходим к некому набору классических позиций, по этому вопросу: либеральной, евразийской, которую я отстаиваю, и которой Путин, кстати, придерживается и националистической – это нормально. Потому что эта проблема русской идентичности действительно может решаться в этих трех направлениях. Кому-то нравится одно, кому-то другое, кому-то третье. В нашем обществе есть люди, которые считают, что национальность не имеет значения, и называются они либералы. В нашем обществе есть люди, которые считают, что Россия для русских, они называются националисты. Но есть в нашем обществе люди, которые считают, что русский народ является полиэтнической конструкцией, включившей в себя множество других культур и этносов. И мы называемся евразийцами, или как угодно, русскими патриотами, державниками, я сам православный человек, и поэтому оскорбительны для меня слова Невзорова относительно православия. Но православие – часть идентичности, и тем не менее мы не против других конфессий. Поэтому содержательный разговор, правильный, интересный разговор и позиции были обозначены в нем важные. Мы сто раз будем обращаться к этим самым позициям.
Ника Стрижак: Спасибо огромное. Я благодарю всех собеседников в Москве и в Петербурге. Давайте будем встречаться чаще и по этой теме и другим таким горящим темам. На этом наш сегодняшний разговор закончен.