Геннадий Воля

Примечательно в этом отрывке то, что О. Магнус, говоря о Nortmannos, считает их иностранцами. Глава, где он приводит данное описание (девятая глава в 11-й книге), так и называется «О подобном у иностранцев» («Om utländska motsvarigheter» / «De externis exemplis»). Причем Магнус пишет о норманнах-иностранцах со ссылкой на хронику Регино как о чём-то общеизвестном. Более того. Как известно, название норманны, согласно пояснению Лиутпранда (см. далее), в переводе с «тевтонского», дословно означает северные люди или жители севера. Когда Магнус пишет о грабительском походе норманнов в Бургундии, он употребляет для их названия именно «тевтонское» слово Nortmannos. Когда же он описывает североевропейские народы, в том числе, и свои родные места, то он использует латинские термины, такие, например, как Septentrionalis Populi, Gentibus Septentrionalibus, что тоже означает жители севера, северяне. Почему это так, стоило бы задуматься. Вот небольшой отрывок из его главы о языках под названием «О пяти языках, на которых говорят в северных странах» («Om de fem olika språk i de nordiska länderna»): Там говорят на пяти языках – северо-лапландском или на языке жителей Ботнии, на московитском (русском), финском, шведском и готском, а также – немецком. Man här finner fem olika språk i bruk, nämligen de nordliga lapparnas eller bottningarnas, moskoviternas (ryssarnas), finnarnas; svearnas och götarnas samt tyskarnas (!). Quintuplicis linguæ ufus reperiatur, Septentrionalium feilicet Lapponum, feu Bothniensium, Moscouitarum, Ruthenorum, Finningorum, Sueonum, ac Gothorum & Germanorum).5

Труд хрониста Эйнгарда (ок. 770-840) «Жизнеописание Карла Великого», где он упоминал о норманнах в контексте вооружённых столкновений, которые имели с ними франки: «От западного океана к востоку протянулся некий залив, длина которого неизвестна, ширина же нигде не превышает ста тысяч шагов, хотя во многих местах является меньшей. По берегам его живёт множество народов; даны и свеоны, которых мы называем нордманнами (Nordmannos), заселяют северное побережье и все близлежащие острова… Последняя из войн была предпринята против нордманнов, которых называют данами, сначала занимавшихся пиратством, а потом заведших большой флот и приступивших к опустошению берегов Галлии и Германии. Король их Годфрид до того был раздут пустой спесью, что подумывал о подчинении себе всей Германии, и Фризию и Саксонию называл не иначе, как своими провинциями. Уже покорил он и сделал своими данниками соседних абодритов. Уже похвалялся, что вскоре придёт с большими силами в столицу франкского государства Ахен. Рассказывая о нападении норманнов на монастырь, Регино (9 век) запечатлел драматические картины: норманны опустошили всё вокруг, многие монахи были убиты, остальных увели в рабство; норманны унесли к своим кораблямм непомерно большую добычу и погрузив её на борт, отплыли в открытое море.3 Хроника Регино использовалась многими поколениями западноевропейских историков, и подтверждением тому служит, например, ссылка на Регино у шведского писателя Олауса Магнуса в его знаменитом труде «История северных народов» (Historia om de nordiska folken), опубликованном в 1555 г. В главе, где рассказывается о пиратстве новгородцев, которых автор называет рутенами или московитами, в Белом море или Финском заливе (Vendiska viken / Livfländska hafvet), он описывает способ, использовавшийся «московитами» для транспортировки судов по суше: «Когда они увидят, что не могут продолжать безнаказанно свои пиратские набеги, то взваливают суда на плечи и так переправляют их по суше, уходя вглубь лесов и укрываясь в известных им потаённых местах». Описание новгородского пиратства рождает у писателя стремление привести сходные параллели из мировой истории, и при этом он обращается к хронике Регино: Другой поразительный способ в аналогичных (с «московитами» – Л.Г.) случаях перетаскивать суда описан в хронике Регино. В ней рассказывается о норманнах и о том, как они во время грабительского похода на Бургундию и Париж перетаскивали свои суда по суше на расстоянии двух миль и спустили их на воду, когда вышли на берег Сены.

Лиудпранд Кремонский(ок. 920-971/2), «Антаподосис» (949 г.) Город Константинополь (Constantinopolitana urbs)… расположен посреди свирепейших народов. Ведь с севера его ближайшими соседями являются венгры (Hungarii), печенеги (Pizenaci), хазары (Chazari), русь (Rusii), которых иначе мы называем норманнами (Nordmanni), а также болгары (Bulgarii). Ведь на немецком (Teutonum) языке nord означает север, а man – человек; поэтому-то северных людей и можно назвать норманнами. Habet quippe (Cplis) ab Aquilone Hungaros, Pizenacos, Chazaros, Russios, quos alio nomine nos Nortmannos appellamus, atque Bulgares nimium sibi vicinos.

3. And Menas, who was chief of the Green Faction, and Cosmas the son of Samuel, the leader of the Blues, besieged the city of Misr and |188 harassed the Romans during the days of the Moslem. And fighting men had gone up with fear-inspiring boldness from the western bank of the river in ships, and these made expeditions by night. CHAPTER CX. 3. And, hearing these demonstrations, the Green Faction and the inhabitants of the city of Byzantium, who were on the sea, assembled their ships and pursued the 'Blues.'

CHAPTER CXX. 47. And when the inhabitants of Byzantium heard this news, they said: 'This project is concerned with Kubratos, chief of the Huns, the nephew of Organa, who was baptized in the city of Constantinople, and received into the Christian community in his childhood and had grown up in the imperial palace.'

John of Nikiû (fl. 680–690) was an Egyptian Coptic bishop of Nikiû (Pashati) in the Nile Delta and general administrator of the monasteries of Upper Egypt in 696. He is the author of a Chronicle extending from Adam to the end of the Muslim conquest of Egypt. John of Nikiû's Chronicle contains important historical details otherwise unknown. https://en.wikipedia.org/wiki/John_of_Nikiû www.tertullian.org/fathers/nikiu2_chronicle.htm John, Bishop of Nikiu: Chronicle. London (1916). English Translation (Pp. 1-14 CONTENTS OF THE CXXII CHAPTERS) 6. The transcription of this book began on the twenty-eighth day of Hamle, and was finished on Monday on the twenty-second day of Teqmet,309 at the sixth hour of the day, when the sun was in the sign of Scorpion, and the moon in the sign of Aquarius. 7. And the course of the sun was then in (its) 195th degree, and its zenith was at eighty-seven degrees thirty minutes. And the day was eleven hours, and the night thirteen. And the day increased and the night decreased daily by twenty minutes. 8. And the dominion of Elgufr from Manвzel was then, in the 7594th year of the world, the 1947th year of Alexander, NB. the 1594th year of the Incarnation of our Lord Jesus Christ, the 1318th year of the Martyrs, the 980th year of Hagar according to the solar reckoning, but the 1010th year according to the lunar reckoning: four years seven months and eight days after the accession of Malak Sagad the younger, son of Malak Sagad the elder, who was named Jakob when he received the grace of baptism: eight years three months and five days after the accession of the Godloving queen Malak Mфgasв, who was named Mвrjвm Sena on receiving the grace of baptism.

Указанные здѣсь случаи употребленія димовъ на военную службу, конечно, не были временными мѣрами; напротивъ, они были выраженіемъ тенденцій византійскихъ царей ослабить димы и дать имъ такую организацію, чтобы въ нихъ не было на будущее время опасности для правительства. Военный элементъ въ константинопольскихъ димахъ, иначе присутствіе димовъ въ войскѣ засвидетельствовано весьма ясными мѣстами Военная часть димовъ нуждалась въ военной организаціи, отсюда подчиненіе ператическихъ димовъ власти димократа или доместика (схолъ и экскувитовъ). Когда и какъ произошло это нововведеніе, т. е. кѣмъ въ первый разъ учреждена должность димократа, сказать трудно, но позволительно высказать догадку, что здѣсь наблюдается параллельное явленіе съ устройствомъ ѳемъ. На основаніи представленныхъ здѣсь наблюденій по исторіи константинопольскихъ димовъ, мы приходимъ къ заключенію, что отождествленіемъ дима съ партіей цирка допускается нѣкоторая неправильность въ толкованіи текстовъ. Эта неправильность, не бросающаяся въ глаза при разборѣ одного или неболынаго числа мѣстъ, становится слишкомъ замѣтной, если подвергнуть анализу извѣстія о димахъ писателей, раздѣленныхъ одинъ отъ другаго значительнымъ пространствомъ времени. Дѣло не ограничивается здѣсь неточностями Филологическаго характера, но вліяетъ на постановку вопроса объ исторіи городскаго сословія, объ отношеніи правительственной власти къ городскимъ учрежденіямъ, о военномъ устройствѣ и т. п. Если мы сведемъ всю исторію димовъ къ исторіи цирковыхъ партій, то по меньшей мѣрѣ должны будемъ оставить безъ объясненія ператическіе и гражданскіе димы и съ недоумѣніемъ читать о димократахъ и димархахъ, обязательно участвующихъ въ придворныхъ церемоніяхъ. Цирковыя партіи не заслоняютъ ли историю народа? Не слѣдуетъ ли извѣстія о димахъ изучать отдѣльно отъ исторіи ипподрома и цирковыхъ партій? θ. Успенскій.

Для выясненія роли димовъ послѣ Юстиніана весьма важны извѣстія, по которымъ димоты, какъ гражданскій элементъ, назначаются въ исключительныхъ случаяхъ на военную службу, на подобіе ратниковъ. Такъ, Маврикій, находясь въ затрудненіи по случаю нападенія Аваровъ, τα του παλατιού στρατεύματα έξαγαγών της πόλεως και τους δήμους φυλάττειν τα Μακρά τείχη έκέλευσεν (Theoph. 254,7); въ другой разъ тотъ же царь назначилъ бывшія у него въ распоряжении войска для защиты Длинныхъ стѣнъ, въ то же время οί δήμοι την πόλιν έφύλαττον (ibid. 279,2θ); наконецъ, по случаю возмущеиія въ войскахъ, поручаетъ охрану города димамъ: τούτους συν τοΤς δημάρχοις φυλάττειν τα τεί/η τής πόλεως προσέταξεν (ib. 287,23). Первый случай подобнаго зачисленія городскихъ обывателей въ военную службу отмѣченъ во время Юстиніана и записанъ у писателя ѲеоФана. Если слѣдовать общепринятому толкованію δημοτευειν, нужно было бы допустить, что Юстиніанъ завербовалъ многихъ изъ партій цирка въ военные отряды, или, какъ принимаетъ Рамбо (р. ЗЗ)1 ), завербовалъ въ димы, т. е. въ партіи цирка. Но такъ какъ связь рѣчи не доцускаетъ здѣсь смысла о циркѣ и о партіяхъ, то мы считаемъ справедливымъ относить распоряженіе Юстиніана къ тѣмъ сбѣжавшимся въ столицу крестьянамъ, о которыхъ идетъ рѣчь у ѲеоФана. Юстиніанъ, по всей вѣроятности, зачислилъ этихъ пришлыхъ людей въ димы или приписалъ къ димамъ и назначилъ ихъ въ службу на Длинныя стѣны. Послѣ Юстиніана подобные случаи повторяются чаще, Маврикій встрѣтилъ въ димахъ сильную оппозицію, которая обошлась ему весьма дорого.

Нельзя далѣе оставить безъ вниманія того, что слово димъ употребляется писателями въ широкомъ смыслѣ, какъ όχλος, πλήθος, λαός, и что Венеты и Прасины рисуются какъ боевой элементъ того же самаго дима: Chron. pasch. 623, 15 άνηλθεν πας ό δήμος και έγεμίσθη το ΐππικον όλον εκ τών ό/λων.... και υπήντησεν ό δήμος.... και λαβόντες οί δήμοι; ibid. 608 Въ особенности лыбопытны тѣ мѣста, гдѣ димы выводятся какъ политическій и гражданский элементъ, который пользуется определенными правами, ничего общаго не имѣющими съ ипподромомъ, и которому ставятся въ укоръ демократическія тенденціи: Theoph. 165,28 ό δε στρατός και oi δήμοι ουκ ειλαντο Θεόκριτον βασιλευσαι. Особенно любопытно въ этомъ отношеніи мѣсто въ Chroń, pasch. 596,9 и у ѲеоФана 115,15, гдѣ идетъ рѣчь о судѣ префекта преторіи по дѣлу Исокасія, обвиняемаго въ принадлежности къ языческому культу, и гдѣ выводится ό δήμος των Βυζαντιων ό έστώς καί θεωρών, который и освобождаетъ Исокасія. Наконецъ, общія мѣры, приписываемыя Маврикію, Іустину и Юстиніану противъ Венетовъ и Прасиновъ имѣли своимъ послѣдствіемъ для всѣхъ городовъ πολλήν ευνομίαν, обузданіе демократическихъ тенденцій, всеобщій миръ и страхъ димовъ: Chroń, pasch. 617; Theoph. 165,20; 166,26; 170,26; Malał. 416,3.

Почему выраженіе ό δήμος — административно территоріальный округъ, община, народъ — въ приложеніи къ византійскимъ писателямъ толкуется совершенно иначе? Въ Словарѣ Дюканжа δήμοι объяснено factiones agitatorum, δήμαρχος — factionum princeps, a δημοτώζιν— e factionüms exercitnm conscribere; послѣднее толкованіе уже совсѣмъ странно и, какъ видно будетъ ниже, не вѣрно. Какъ произошло, что подъ димами стали понимать исключительно партіи цирка, мы не можемъ объяснить себѣ, но ясно, что это имѣло громадное значеніе въ общей постановкѣ изученія внутреннихъ отношеній Константинополя. Если мы обратимся къ изученію источниковъ, то найдемъ, что въ большинствѣ случаевъ терминъ «димъ» ж «димы» употребляется для обозначенія городскаго населенія, а не въ частности цирковыхъ партій. Кромѣ того, у писателей VI и послѣдующихъ вѣковъ до Константина ПорФиророднаго можно находить до извѣстной степени объясненіе того положенія димовъ, въ которомъ они изображаются по Придворному уставу. Уже изъ самаго извѣстія Прокопія о возмущеніи «Ника» можно видѣть, что онъ имѣетъ въ виду, говоря о димѣ, вообще населеніе столицы, находящееся въ извѣстной организаціи и подчиненное власти эпарха (De Bello Persico I, 119—120): ή αρχή, ή τφ δήμφ έφειστήκει εν Βυζαντίω.... oi μεν ϋπηρέται, όσοι της πόλεως άρχη έπονται1 ). Не партіи цирка, а именно городскіе димы дѣлятся, по словамъ Прокопія, на партіи Венетовъ и Прасиновъ : οί δήμοι εν πόλει εκάστη ες τε Βένετους εκ παλαιού και Πράσινους διήρηντο. Прежде всего можно считать почти обычнымъ явленіемъ, что Прасины и Венеты затѣваютъ движенія и смуты не по поводу частныхъ дѣлъ, касающихся цирка, а тогда, когда городское населеніе, т. е. димъ имѣетъ причины заявить недовольство противъ администрации. Почти каждый разъ въ движеніяхъ дима кроется недовольство или вообще противъ правительства, или въ частности противъ эпарха города: Ghron. paschalel, p. 571,5 (διατην ένδειαν του άρτου); Theophanis chronogr. I, 72,20 (δια τα μητάτα του στρατού); Ghron. pasch. I, 594,15 и Malał. 384.15 (επί φαυλοιςπράγμασι Миныночнаго эпарха); Malał. 394, ii и Ghron. pasch. 608 (изъ-за того, что правительство не освободило на свободу арестованныхъ по приказанію эпарха); Theoph. 225,6 (изъ за вопроса о томъ, съ котораго дня считать начало великаго поста); ib. 239, (по случаю назначенія новаго эпарха); весьма часто, наконецъ, народныя возмущенія были изъ-за религіозныхъ вопросовъ (самое движеніе «Ника» не чуждо было религіозной подкладки—Ghron. pasch. 629,19) и изъ-за изображенія царей.

Мы видѣли выше, что доместикъ схолъ есть въ то же время димократъ Венетовъ2 ), т.е. представитель ператической части Венетовъ и Левковъ. То обстоятетьство, что онъ выводится здѣсь съ нумеромъ, т. е. терминомъ чисто военнымъ, повидимому, рѣшаетъ вопросъ въ томъ смыслѣ, что ò περατίκός въ приложена къ димамъ нужно понимать не въ смыслѣ загороднаго, а находящегося на военномъ положеніи, военнаго отдѣла димовъ. Къ тому же заключенію должно приходить при разсмотрѣніи мѣста, описывающаго представленіе въ ипподромѣ въ честь Сарацинскихъ пословъ (588,18—20; 589, з). Это мѣсто имѣетъ особенный интересъ, потому что оно представляетъ не обычный порядокъ разстановки ператическихъ и гражданскихъ димовъ; уставъ подробно излагаетъ отступленія отъ существовавшаго обычая, которыя заключались въ слѣдующемъ. На томъ мѣстѣ, которое отводится подъ димъ Венетовъ, вмѣсто доместика схолъ стоять нумеру (или стоялъ нумеръ), т. е. представителю военнаго отряда этого имени. На мѣстѣ дима Прасиновъ стоять доместику стѣны (т. е. слѣдуетъ дополнить вмѣсто доместика экскувитовъ). .. Разсмотрѣніе мѣстъ Придворнаго устава о димахъ приводитъ къ слѣдующимъ заключеніямъ : 1) каждый изъ четырехъ димовъ имѣетъ двѣ категоріи, изъ коихъ одна находится подъ военной командой доместика школъ и доместика экскувитовъ и должна быть разсматриваема какъ отдѣлъ византійской арміи, другая же подчинена димарху и составляетъ гражданскую часть населенія; 2) представительство военныхъ и гражданскихъ димовъ въ придворныхъ церемоніяхъ, въ торжественныхъ выходахъ и пріемахъ и т. п. составляетъ обрядъ, значеніе котораго оставалось бы совершенно непонятно, если бы мы не знали, что димамъ принадлежала прежде значительная политическая сила; 3) подача обычныхъ просьбъ отъ всѣхъ четырехъ димовъ есть тоже обрядовое и символическое дѣйствіе. Но въ особенности слѣдуетъ взвѣсить то обстоятельство, что получаемыя на основаніи Придворнаго устава заключенія — о гражданскихъ и военныхъ отдѣлахъ димовъ,,о важномъ по табели о рангахъ служебномъ положеніи представителей димовъ и, наконецъ, о роли самихъ димовъ въ придворныхъ церемоніяхъ — что эти заключенія не могутъ быть совмѣстимы съ~представленіемъ о партіяхъ цирка. Въ уставѣ димы служатъ выраженіемъ народнаго представительства, а не интересовъ ипподрома.

Simon Pelloutier (27 octobre 1694 à Leipzig - 2 octobre 1757 à Berlin) est un historien et antiquaire. De 1740 à 1750, il publie son Histoire des Celtes et particulièrement des Gaulois et des Germains, depuis Les Tems fabuleux jusqu'à la Prise de Rome par les Gaulois en 8 volumes https://books.google.fr/books?id=9F0PAAAAQAAJ&printsec=frontcover#v=onepage&q&f=false Strabon nous apprend ,, que les Auteurs (6) de la prémiere Antiquité diftinguoient les Scythes établis au dessus du Pont Euxin, du Danube, & de la Mer Adriatique, en Hyperboréens, Sauromates, & Arimaspes; Les Sauromates ou Sarmates sont connus encore aujourd'hui sous le même nom, qui fert à désigner en commun tous les peuples qui parlent la langue Esclavonne; les Moscovites, les Polonois, les Bohémiens, les Venedes, & plusieurs autres. Les Hyperboréens font les Celtes établis autour des Alpes, & du Danube, A ces autorités nous pouvons ajoûter encore un passage d'Heraclide de Pont, que Plutarque (p) nous a confervé: il porte, que la nouvelle arriva d'Occident qu'une armée, venue du païs des Hyperboréens, avoit pris une ville Grecque nommée Rome, située près de la grande Mer. Ceux, ajoûte Poutarque, qu'Heraclide apelle Hyperboréens, Aristote les nomme Celtes. Il faut bien que les Hyperboréens demeurassent autour du Danube, ou qu'au moins ils ne fussent pas aussi éloignés de la Grece, que le prétendent ceux qui les placent au fond de la Moscovie. Les Celtes & les Sarmates sont les deux peuples qui occupoient autrefois toute l'Europe. Quoiqu'il en foit, lorsque les Grecs & les Romains eurent enfuite paffé le Danube, & pénétré dans la Scythie, on reconnut que ce vaste païs étoit habité par deux peuples entierement différens. On commença, par consequent, à les diftinguer, en appellant les uns Sauromates ou Sarmates 1, & en donnant aux autres le nom de Celtes, de Celtofcythes (m), d'Iberes, de Celtiberes, de Gaulois, de Germains, &c (n); & le nom de Scythes ne demeura propre, qu'aux peuples inconnus, qui demeuroient, foit dans le fond du Nord, foit dans quelque autre contrée où ies Voyageurs n'avoient pas encore pénétré. Généralement parlant, les Celtes occupoient les parties oc cidentales de l'Europe; l'Espagne, les Gaules, les trois Roiaumes de la Grande-Bretagne, la Germanie, les Roiaumes du Nord, avec une partie de l'Italie. Les Sarmates, au contraire, étoient établis du côté de l'Orient, & à peu près dans les mêmes contrées qu'ils occupent encore aujourd'hui. Il est vrai, que la langue Allemande qui décend de celle des Celtes, & la langue Esclavonne ou Sarmate, ont plufieurs mots communs, foit qu'il y ait eu anciennement une langue originelle dont il reste des traces dans toutes les autres, ou que le voisinage & le mélange de ces deux peuples ait fait passer plusieurs mots d'une langue dans l'autre. Je foupçonne que les peuples, que l'on appelloit Celtes & Sarmates en Europe, étoient les mêmes qui portoient en Affie le nom de Medes & de Perses. Les Medes étoient décendus des Sarmates, s'il faut en croire Solin (g), ou les Sarmates des Médes, au rapport de Diodore de Sicile & de Pline (b). On trouve auffi dans Herodote (i), qu'il y avoit le long du Danube des peuples qui étoient habillez de la même maniere que les Medes, & qui se glorifioient d'en tirer leur origine. Tout cela semble indiquer, qu'il y avoit une grande conformité entre les Medes & les Sarmates, jufques-là qu'on les regardoit comme une mê me nation. A l'égard des Perses, je ne doute CHAP. IL point du tout, qu'ils ne fuffent le même peuple que les Celtes. Pour le prouver, je ne me prévaudrai point du témoignage d'Ammien Marcellin (k) & de Tertullien (1) qui font fortir les Perses de la Scythie. Le célébre Henri de Valois (m), dont je respecte beau coup l'autorité, prétend que ces Auteurs ont confondu les Perses, avec les Parthes, qui, de l'aveu de tous les Hiftoriens, étoient Scythes d'origine (n). J'ai en main des preuves plus convaincantes. On verra dans tout cet ouvrage, que, ni la langue des Perses, ni leurs coutûmes, ni leur Religion, ne différoient pas anciennement de celle des Celtes. Il me fuffit de remarquer, que les bornes de l'Europe étoient aussi celles de la Celtique.

List of legendary kings of Norway The petty kingdoms of Norway were the entities from which the later Kingdom of Norway was founded. Before the unification of Norway in 872 and during the period of fragmentation after King Harald Fairhair's death Norway was divided in several small kingdoms. Some could have been as small as a cluster of villages and others comprised several of today's counties. By the time of the first historical records of Scandinavia, about the 8th century, a number of small political entities existed in Norway. The exact number is unknown, and would probably also fluctuate with time. It has been estimated that there were 9 petty realms in Western Norway during the early Viking age.[1] Archaeologist Bergljot Solberg on this basis estimates that there would have been at least 20 in the whole country.[2] There are no written sources from this time to tell us the title used by these rulers, or the exact borders between their realms. The main written sources we have on this period, the kings' sagas, were not written until the 12th and 13th centuries. While they were in part based on skaldic poems, and possibly on oral tradition, their reliability as sources for detailed events of the Viking age continues to be debated among historians. The sagas, most notable of which is Heimskringla, often refer to the petty rulers as konungr, i.e. king, as in Agder, Alvheim, Hedmark, Hordaland, Nordmøre og Romsdal, Rogaland, Romerike, Sogn, Solør, Sunmmøre, Trøndelag, Vestfold (which at various times included several of the aforementioned) and Viken; however in Hålogaland the title was jarl (compare duke), later Ladejarl (from the rulers power base at Lade, in modern-day Trondheim). The rulers of all the areas might be called petty kings, herser, subkings, kings or jarls depending on the source. A number of small communities were gradually organised into larger regions in the 9th century, and in 872 King Harald Fairhair unified the realm and became its first supreme ruler. Many of the former kingdoms would later become jarldoms under the Norwegian high king and some would try to break free again. Below follows an incomplete list of petty kingdoms of Norway and their known rulers. Most of the people mentioned in this list are legendary or semi-legendary. Some of the areas might have a contested status as petty kingdoms. https://en.wikipedia.org/wiki/Petty_kingdoms_of_Norway

Всматриваясь въ роль димовъ по придворному уставу, нельзя не замѣтить, что хотя они и лишены.политической силы, тѣмъ не менѣе являются дѣйствительными представителями и выразителями общественнаго мнѣнія. Такъ, очень важны указанія на представительство димовъ въ ОФФИціальной жизни византійскаго государства и въ придворномъ этикетѣ. На первомъ мѣстѣ стоятъ здѣсь димократы, коихъ было два: димократъ Венетовъ и Прасиновъ; оба они назначались царемъ изъ высшихъ военныхъ чиновъ, димократомъ Венетовъ доместикъ схолъ, Прасиновъ доместикъ экскувитовъ, оба въ чинѣ протоспаѳарія. Въ придворномъ уставѣ димократы упоминались чуть ли не на каждой страницѣ, и всегда съ определяющими терминами: ό δημοκράτης των Βένετων, ήγουν ό δομέστικος των σχολών или ό δημοκράτης των Πρασίνων, ήγουν έκσκουβιτος, т. е. ό δομέστικος των έκσ/.ουβίτων. При этмъ слѣдуетъ замѣтить, что димократъ никогда не называется представителемъ цѣлаго дима Венетовъ или Прасиновъ, а одной части его и части дима Левковъ или Русіевъ.Въ придворномъ уставѣ выдержана строгая на этотъ разъ последовательность: димократъ Венетовъ или доместикъ схолъ μετά καί του περατικου δήμου των Βένετων, равно и димократъ Прасиновъ или доместикъ экскувитовъ μετά και τ od περατικοϋ αυτού δήμου τών Πρασίνων. Съ другой стороны, тотъ и другой димократъ являются представителями димовъ Левковъ и Русіевъ, но тоже части ихъ, димократъ Венетовъ части Левковъ, Прасиновъ части Русіевъ : димократъ Венетовъ или доместикъ схолъ μετά καίτουπερατικου α Οτου δήμου τουΑευκου, димократъ Прасиновъ или доместикъ экскувитовъ μετάτου περάτικου αύτου Ьгц^ои τοΰ 'Ρουσίου. Такимъобразомъ димократы имѣютъ тѣсное отношеніе къ такъ называемой иератической части димовъ и потому они иногда называются eś ί^μσκράται τών δυο μερών τών περατικών (83,-7) или просто діиократы τών περατι- κών δήμων (173,8). Отсюда видно, что каждый изъ четырехъ константинопольскихъ димовъ подраздѣляется на отдѣлы, и что ператическій отдѣлъ всѣхъ димовъ находился въ непосредственной связи съ димократомъ. Рядомъ съ димократомъ въ представительствѣ димовъ упоминается димархъ. Выраженіе рядомъ здѣсь не совсѣмъ точно, потому что димархъ ниже димократа и съ должностью димарха не соединялось военной команды. Въ представительствѣ и по табели о рангахъ между димократомъ и димархомъ большая разница (14,4; 173,8—іг).Димарховъ также два: димархъ Венетовъ и димархъ Прасиновъ. Представительство дима Венетовъ всегда соединено съ представительством!) дима Левковъ: ό δήμαρχος τών Βένετων μετά του δήμου Του Λευκού; димархъ Прасиновъ всегда вмѣстѣ съ твмъ есть представитель Русіевъ: ό δήμαρχος τών Πρασίνων μετά καί του δήμου του ΊΡουσίου. Главное значеніе и здѣсь имѣетъ то подраздѣлеыіе димовъ, о которомъ говорено выше по поводу димократовъ. Послѣдніе стояли во главѣ иератической части четырехъ димовъ, а димархи суть представители τής πολιτικής, почему называются иногда просто οί δήμαρχοι τής πολιτικής (83,8; 173,12), а часть дима отънего зависимая ή πολιτική του μέρους, съ прибавкой имени дима (83, и; 83,23; 84,4), такъ что иногда совокупность всѣхъ димовъ выражается терминами πολιτικά και περατικά μέρη (69, 7; 146, ι). Для точности слѣдуетъ однако замѣтить, что въ приложены къ димамъ Левковъ и Русіевъ не встрѣчается категорическаго подведенія ихъ подъ отдѣлъ πολιτικής. Но это слѣдуетъ необходимо допустить, потому что димократы суть представители ператической части этихъ димовъ, а димархи, нося титулъ димарха Венетовъ или Прасиновъ, въ тоже время стоятъ во главѣ одного изъ димовъ, т. е. Левковъ или Русіевъ, и конечно не всего дима, а только части его. Если же Придворный уставъ знаетъ гражданскую часть димовъ и подъ упомянутыми выше терминами подразумѣваетъ именно этотъ отдѣлъ димовъ, находящейся подъ начальствомъ димарха, то естественно предположеніе о томъ, что въ ператическихъ отдѣлахъ подразумѣвается военная организація димовъ 3)

Лучшій и обильнѣйшій матеріалъ заключается въ сочиненіи, приписываемомъ императору Константину Порфирородному, De cerimonia aulae Byzantinae*). Здѣсь димы являются уже въ весьма обветшаломъ видѣ, утратившими политическое значеніе. Но прежняя ихъ роль, какъ пережитокъ, обнаруживается въ символическжъ дѣйствіяхъ на пародныхъ выходахъ и торжественныхъ пріемахъ византійскихъ царей. Безъ участія димовъ не происходить ни одной важной церемоніи при византійскомъ дворѣ, почему составитель Придворнаго устава, опредѣляя занимаемое димами мѣсто между придворными, военными и духовными чинами и описывая тѣ дѣйствія, какія по уставу принадлежали димамъ, сообщаетъ объ нихъ множество драгоцѣнныхъ свѣдѣній. Таково, напримѣръ, описаніе перваго приема 1 ). Когда въ трибуналъ входили знаменоносцы съ знаменами и чины синклита, шедшіе впереди царя, но царь еще не занялъ своего мѣста въ аркѣ Лихнъ, пѣвчіе (κράκται) загороднаго дима Венетовъ 2) пѣли на гласъ 3-й: Звѣзда солнце предвѣщаетъ. Когда же царь становился на свое обычное мѣсто въ аркѣ Лихнъ въ виду всѣхъ, собравшихся въ трибу на лѣ, церемоніарій торжественно подводилъ къ царю доместика школь 3 ), онъ же и димократъ Венетовъ, который кланялся царю въноги и, поднявшись, преподносилъ ему... ливелларій. Царь бралъ ливелларій и отдавалъ его препозиту, а препозитъ кувикуларію 4 ). Въ это время пѣвчіе возглашали «многая лѣта», а остальные димоты дима Венетовъ подхватывали и пѣли «многая лѣта». Не разъ въ «Придворномъ уставѣ» встрѣчаемъ указаніе на обычныя четыре прошения димовъ и на благосклонный пріемъ царемъ этихъ ирошеній, напримѣръ, стр. 633,3, των γαρ μερών αΐτησαμένων τας δ' αιτήσεις, ας εξ έθους εΐώθασίν αιτεϊσθαι, και του βασιλέως συνταξαμένου την έκπλήρωσιν τών τεσσάρων αιτήσεων γενέσθαι (ср. 300, ι); такимъ образомъ нельэя ли предполагать, что четыре ливелларія, которые подаются царю отъ димовъ, соотвѣтствуютъ четыремъ просъбамъ и дѣйствительно должны быть толкуемы въ смыслѣ прошеній. Во всякомъ случаѣ, содержатемъ ливелларіевъ не были поздравленія и славословія, такъ какъ эту обязанность димы исполняли въ иной Формѣ, что видно изъ мѣста на стр. 111, б, άρχεται о νοτάριος του αϋτοϋ μέρους λέγειν τους ιάμβους της εορτές. Изъ «Придворнаго устава» узнаемъ также, что димы подавали ливелларіи не только царю, но и высшимъ сановникамъ по случаю производства ихъ въ чины (стр. 240,9; 250, и; 260, ю). Разсматривая первое изъ отмѣченныхъ мѣстъ, нельзя не прійдти къ заключенію, что содержатемъ ливелларіевъ и въ этомъ случаѣ не было славословіе и восхваленіе, такъ какъ τα ποιήματα въ честь новопроизведенныхъ сановниковъ произносились отдѣльно, и не димархомъ, а другимъ лицемъ 1). Словомъ, на основаніи параллельныхъ мѣстъ мы приходимъ къ заключенно, что четыре дима подавали царю просьбы. А такъ какъ подача этихъ просьбъ вошла въ придворный церемоніалъ, какъ необходимое и всегда въ одной и той же Формѣ совершаемое дѣйствіе, то весьма вѣроятно, что въ періодъ составленія устава это былъ обрядъ, потерявшій жизненное значеніе, остатокъ стариннаго обычая, смыслъ котораго былъ утраченъ.—Что въ терминѣ ливелларій^нужно видѣть просьбу, а не что другое,

26 сентября 1893 г. на заседании ИФО автором был прочитан доклад: Константинопольские димы и партии цирка. — Автор доказывает (в полемике с Рамбо), что димы не были простыми партиями, а были отрядами, организованными правительством, на которых, в частности, лежали обязанности военной службы http://history-fiction.ru/books/all/book_5970/ Происхожденіе партій цирка скрывается въ глубокой древности, какъ и происхожденіе самаго цирка или ипподрома. Господствовавшая въ византійской литературѣ традиція относила ко времени Ромула и устройство цирка и начало цирковыхъ партій1 ). Названія партій цирка, игравшихъ весьма важную роль въ большихъ городахъ византійской имперіи, гдѣ были устроены ипподромы, перенесены также изъ римскаго цирка, такъ какъ тѣ же самыя названія встрѣчаемъ тамъ со времени Цесаря и Августа. Хотя Прасины, Венеты, Левки и Русіи извѣстны были во всѣхъ городахъ, имѣвшихъ ипподромы, тѣмъ не менѣе происхожденіе и значеніе этихъ названій забыто было весьма рано. Уже въ "VI столѣтіи нужно было прибѣгать къ разнымъ и довольно замысловатымъ комбинаціямъ по объясненію приведенныхъ названій цирковыхъ партій. Если партіи имѣли такое значеніе, что потрясали правительственную власть, если цирковыя партіи были носителями демократическихъ принциповъ и были въ состояніи давать преобладаніе той религгозной системѣ, за которую онѣ высказывались, то ясно, что здѣсь историку предстоять имѣть дѣло не просто съ безрассудствами и съ народнымъ неистовствомъ, а съ какимъ-то болѣе важнымъ Факторомъ, который не случайно усвоенъ Константинополемъ изъ Рима и распространился затѣмъ по провинціямъ и городамъ востока. Внѣшняя исторія константинопольскихъ цирковыхъ партій или— что будетъ ближе къ терминологіи источниковъ — константинопольскихъ димовъ очень не сложна. Димы наполняютъ своими бурными дѣяніями исторію V и VI вв. Съ VII в. извѣстія становятся рѣже, это служить указателемъ того, что димамъ нанесенъ былъ правительствомъ сильный ударъ, послѣ котораго они не могли никогда оправиться.

The legendary kings of Sweden (Swedish: sagokonungar, sagokungar, lit. 'saga kings / fairy tale kings') according to legends were rulers of Sweden and the Swedes who preceded Eric the Victorious and Olof Skötkonung, the earliest reliably attested Swedish kings. The stories of some of these kings may be embellished tales of local rulers or chiefs that actually existed. But the historicity of most legendary kings remains impossible to verify due to a lack of sources.[1] The earlier kings are for the most part only attested in Icelandic sagas, sometimes contradictory mixtures of myths and poetry, written in the 11th–13th centuries, several centuries after the events described in them. What is genuine history and what is myth and legend in the sagas is impossible to determine today, and everything contained in them must as such be regarded as legendary, if not fictional. The legendary kings of Sweden, as presented in the sagas, covers three legendary dynasties of rulers; the Yngling dynasty, claimed to have been descended from the Norse god Odin, the dynasty founded by Ivar Vidfamne, who conquered Sweden and deposed the Ynglings, and the House of Munsö, which succeeded Vidfamne's dynasty. The sequence of legendary kings below derives from medieval Icelandic poet and historian Snorri Sturluson's Ynglinga saga, the first section of the saga collection Heimskringla. The Ynglinga saga was composed by Sturluson c.  1230 and details the reigns and lives of the kings of the Yngling dynasty (Swedish: Ynglingar), a legendary line of kings said to descend from the Norse god Odin. The Ynglinga saga contains no references to chronology (such as specific dates of the reigns of the various kings) with the exception of presenting the rulers in chronological order. The Ynglinga saga presents the following line of Yngling kings of the Swedes: Odin the Old (Old Norse: Óðinn; Swedish: Oden) – founder of the royal line; identified with the Norse mythological figure of the same name.[9] Njord the Rich (Old Norse: Njörðr; Swedish: Njord, Njärd) – son and successor of Odin; identified with the Norse mythological figure of the same name.[9] Yngvi-Frey (Old Norse: Yngvi-Freyr; Swedish: Yngve-Frej, Yngve Frö, Frö) – son and successor of Njord; identified with the Norse mythological figure of the same name. Described as the founder of the subsequent Viking age political centre Gamla Uppsala. The Yngling dynasty takes its name from him.[9] Fjölnir (Old Norse: Fjölnir; Swedish: Fjölner, Fjölne) – son and successor of Yngvi-Frey.[9] Sveigder (Old Norse: Sveigðir; Swedish: Svegder, Svegde) – son and successor of Fjölnir.[9] Vanlande (Old Norse: Vanlandi; Swedish: Vanlande, Vanland) – son and successor of Sveigder.[9] Visbur (Old Norse: Vísburr; Swedish: Visbur, Visburr) – son and successor of Vanlande.[9] Domalde (Old Norse: Dómaldi, Dómaldr; Swedish: Domalde) – son and successor of Visbur.[9] Domar (Old Norse: Dómarr; Swedish: Domar) – son and successor of Domalde.[9] Dyggvi (Old Norse: Dyggvi; Swedish: Dyggve, Dygve) – son and successor of Domar.[9] Dag the Wise (Old Norse: Dagr Spaka; Swedish: Dag den vise) – son and successor of Dyggvi.[9] Agne Skjálfarbondi (Old Norse: Agni Skjálfarbondi; Swedish: Agne Skjalfarbonde) – son and successor of Dag.[9] Alaric (Old Norse: Alrekr; Swedish: Alrik, Alrek) and Eric (Old Norse: Eiríkr; Swedish: Erik) – sons and co-successors of Agne.[9] Yngvi (Old Norse: Yngvi; Swedish: Yngve) and Alf (Old Norse: Álfr; Swedish: Alf) – sons of Alaric; co-successors of Alaric and Eric.[9] Hugleik (Old Norse: Hugleikr; Swedish: Hugleik, Huglek) – son of Alf; successor of Yngvi and Alf.[9] Haki (Old Norse: Haki; Swedish: Hake Hednasson) – Danish sea-king who conquered Sweden, usurpring the throne from Hugleik.[9] Jorund (Old Norse: Jörundr; Swedish: Jorund, Jörund, Järund, Eorund) – son of Yngvi and cousin of Hugleik; retook the throne from Haki.[9] Aun the Old (Old Norse: Aun hinn gamli; Swedish: Aun, Ane, Ön, On, One) – son and successor of Jorund.[9] Halfdan (Old Norse: Halfdan; Swedish: Halfdan, Halvdan) – legendary Danish king of the Scylding dynasty; supposedly conquered Uppsala from Aun and ruled there as king for twenty years before dying of natural causes, whereupon Aun was reinstated as king.[9] Ale the Strong (Old Norse: Ale; Swedish: Ale, Åle) – legendary Danish king of the Scylding dynasty; conquered Uppsala from Aun and ruled there as king for twenty-five years before being killed by legendary champion Starkad, whereupon Aun was reinstated as king.[9] Egil Tunnadolg (Old Norse: Egill Tunnudólgr; Swedish: Egil Tunnadolg, Angantyr) – son and successor of Aun.[9] Ottar Vendelcrow (Old Norse: Ótarr vendilkráka; Swedish: Ottar Vendelkråka) – son and successor of Egil.[9] Eadgils the Mighty (Old Norse: Aðils; Swedish: Adils) – son and successor of Ottar.[9] Eysteinn (Old Norse: Eysteinn; Swedish: Östen, Eystein) – son and successor of Eadgils.[9] Sölve (Old Norse: Sölve; Swedish: Sölve Högnesson, Salve) – Danish or Geatish sea-king who conquered Sweden, usurping the throne from Eysteinn.[9] Ingvar Harra (Old Norse: Yngvari; Swedish: Yngvar Harra, Ingvar) – son of Eysteinn, proclaimed king after the Swedes turned on Sölve and murdered him.[9] Anund (Old Norse: Brautönundr, Anundr; Swedish: Bröt-Anund, Bryt-Önund) – son and successor of Ingvar.[9] Ingjald Illready (Old Norse: Ingjaldr hinn illráði; Swedish: Ingjald illråde, Ingjald illråda) – son and successor of Anund. According to the Ynglinga saga the last of the Swedish Yngling kings as Sweden was conquered by Scanian king Ivar Vidfamne. Ingjald's son, Olof Trätälja, became ancestral to the later kings of Norway of the Fairhair dynasty. Sturluson's Ynglinga saga was created far too late to serve as a reliable source in regards to the events and kings it describes, being separated from the earliest ones by several centuries. Ynglinga saga appears to have been based on an earlier scaldic poem, Ynglingatal, which is quoted at length by Snorri. Ynglingatal is not a reliable source either, though traditionally believed to have been composed at the end of the 9th or beginning of the 10th century, it might be from as late as the 12th century. It is possible that the Yngling line of kings is entirely fictional, invented by later Norwegian rulers to assert their right to rule Norway. In addition to having been written centuries after the events they describe, the sagas have numerous other problems which make them unsuitable to use as sources. Many of the elements of the Ynglinga saga appear to be based on later, documented, events and people in Scandinavia. For instance, the figure of Aun, described as being driven from Uppsala and taking up court in Västergötland instead, is similar to the historical Swedish king Inge the Elder (r. c.  1079–1084, 1087–1105), who was driven from Uppsala into Västergötland in the 11th century. Vidfamne dynasty The sequence of kings presented below is given by the Hervarar saga, a saga written in the 12th or 13th century.[18] Ivar Vidfamne (Old Norse: Ívarr inn víðfaðmi; Swedish: Ivar Vidfamne) – founder of the dynasty, deposed the Yngling dynasty.[18] Harald Wartooth (Old Norse: Haraldr hilditǫnn; Swedish: Harald Hildetand) – son of Randver, Ivar's vassal king in Denmark, and Alfhild, the daughter of Ivar. Took control over most of Ivar's former empire.[18] Eysteinn Beli (Old Norse: Eysteinn hinn illráði; Swedish: Östen Illråde, Östen Beli) – son of Harald Wartooth, inherited Sweden. He ruled until Sweden was conquered by the Danish or Swedish Viking Ragnar Lodbrok (who in some other sagas is said to be the son of a previous Swedish or Danish king, Sigurd Ring). Munsö dynasty Langfeðgatal presents the following line of kings: Ragnar Lodbrok (Old Norse: Ragnarr Loðbrók; Swedish: Ragnar Lodbrok) – earliest king mentioned in Langfeðgatal.[21] Conquered Sweden from Eysteinn Beli according to the Hervarar saga.[18] Björn Ironside (Old Norse: Bjǫrn Járnsíða; Swedish: Björn Järnsida) – son and successor of Ragnar Lodbrok.[21] Eric Björnsson (Old Norse: Eiríkr; Swedish: Erik) – son and successor of Björn Ironside.[21] Eric Refilsson (Old Norse: Eiríkr; Swedish: Erik) – son of Refil, a son of Björn Ironside, and successor of Eric Björnsson.[21] Anund Uppsale (Old Norse: Anundr Uppsali; Swedish: Anund Uppsale) and Björn at Haugi (Old Norse: Bjǫrn; Swedish: Björn på Högen) – sons of Eric Björnsson and co-successors of Eric Refilsson.[21] Eric Anundsson (Old Norse: Eiríkr; Swedish: Erik) – son and successor of Anund Uppsale.[21] Björn Eriksson (Old Norse: Bjǫrn; Swedish: Björn) – son and successor of Eric Anundsson.[21] Eric the Victorious (Old Norse: Eiríkr inn sigrsæli; Swedish: Erik Segersäll) and Olof Björnsson (Old Norse: Óláfr; Swedish: Olof) – both sons and co-successors of Björn Eriksson. Eric the Victorious is a real historical king, r. c.  970–995.[21] Olof Skötkonung (Old Norse: Óláfr skautkonungr; Swedish: Olof Skötkonung) – real historical king, r. c.  995–1022, son of Eric the Victorious.[21] Anund Jacob (Swedish: Anund Jakob) – real historical king, r. c.  1022–1050, son of Olof Skötkonung.[21] Emund the Old (Swedish: Emund den gamle) – real historical king, r. c.  1050–1060, illegitimate son of Olof Skötkonung. The Langfeðgatal reconstruction of the Munsö dynasty and the later lineage of Swedish kings it presents does not conform with medieval Swedish primary sources. The missionary Ansgar travelled to Sweden several times during the 9th century in an attempt to Christianize the Swedes. In the writings of his companion Rimbert, the Vita Ansgari, several Swedish kings (who all precede Eric the Victorious) and who they met or heard of at Birka, It mentions the following four kings: Björn, who reigned c.  829 when Ansgar first visited Sweden. Björn was reportedly friendly to the missionaries but chose not to convert to Christianity (although one of his chief councilors, Hergeir, did).[7] Anund, who is not mentioned as ruling at Birka (possibly ruling somewhere else in Sweden), having been driven from Sweden and taken refuge among the Danes. Anund promised Birka to the Danes as a reward for helping him gain revenge and attacked Birka c.  840. As Birka continues to be ruled by Swedish kings, it is unlikely that the attack succeeded.[7] Eric (Erik), who was recently deceased by the time Ansgar visited Sweden for the second time c.  852. According to Rimbert's writings, some of the Anti-Christian Swedes suggested that Eric be worshipped as a god alongside the rest of the Nordic pantheon instead of the new Christian god.[7] Olof (Olaf, Olef), who reigned c.  852, during Ansgar's second visit to Sweden, having then only recently come to the throne. In terms of sources on Viking Age kings, Adam of Bremen, who worked in the 11th century and wrote of Swedish kings Adam of Bremen's line of kings is thus: Ring, reigning in the early 10th century.[7] Eric Ringsson, son of Ring, reigning in the 10th century.[7] Emund Ringsson, son of Ring, reigning in the 10th century, possibly together with Eric.[7] Emund Eriksson, son of Eric and successor of Emund, reigning possibly c.  975.[7] The Sparlösa Runestone, created c.  800, mentions several names, including the name Alríkr (Alaric) in an unclear context, the name Eiríkr (Eric) in reference to a king at Uppsala and the name Eyvísl as the son of this Eiríkr. No written source mentions a king by the name Eyvísl, though the context of the stone does not make it clear whether he ruled as king or whether he was simply a prince. https://en.wikipedia.org/wiki/List_of_legendary_kings_of_Sweden

В.В. Бартольд. Персидская надпись на стене анийской мечети Манучэ К числу надписей, открытых при изучении развалин Ани, принадлежит текст ярлыка (указа) Абу Са’ида Бахадур-хана, монгольского правителя Персии (1316-1335). Указ был издан для защиты населения от незаконных и разорительных поборов. Надпись, содержащая текст указа (не совсем полный, недостает конца), была выбита на видном месте, на стене мечети, очевидно, для того, чтобы указ сделался известен как можно большему числу жителей, т.е. чтобы население было осведомлено о своих правах и о мерах, принятых для их защиты. С той же целью, по словам Рашид ад-дина (Цитаты из Джами’ ат-таварих Рашид ад-дина приводятся ниже по двум рукописям: рукописи Азиатского музея а 566 <ИНА D66> и рукописи Императорской публичной библиотеки Дорн 289), еще Газан-хан (1295-1304) в своем указе о податях, изданном в половине раджаба 703/22 февраля 1304 г., предписал в каждой деревни и каждом местечке принять меры к широкому распростр7. пусть, кроме тамги и справедливой пошлины, ничего другого не взимают и ни с какого человека под предлогом [податей] калан, немери, тарх и других (О названиях податей см. ниже) ничего не требуют,анению сведений о том, сколько должны платить данная деревня или данное местечко; эти сведения должны были быть записаны «на [деревянной] доске, на камне, на листе из меди или железа, как хотят; пусть вырежут [надпись]; если хотят, пусть выбьют на плите из гипса, пусть [выставят ее] на воротах деревни, мечети, минарета или других мест, какие выберут; у евреев и христиан на воротах деревни, мест поклонения или других мест, где захотят; у кочевников пусть ставят столбы [с надписью], где будет признано удобным» (Рашид ад-Дин, рук. Аз. муз., л. 410б (по первоначальной, восточной пагинации); рук. Публ. б-ки, л. 370. Ср. об этом d’Ohsson, Historie des Mongols, t. IV, p. 384) 7. пусть, кроме тамги и справедливой пошлины, ничего другого не взимают и ни с какого человека под предлогом [податей] калан, немери, тарх и других (О названиях податей см. ниже) ничего не требуют, 3) тамга, величина которой особо определялась для каждой местности, где взимались такие сборы и обозначались на дощечке, которая должна была быть прикреплена к воротам данного места Термином тамга обозначались не только «droits de douane at de transit», как утверждает д’Оссон (D’Ohsson, Histore des Mongols, t. IV, p. 386. Эти слова поставлены в кавычки, но не принадлежат Рашид ад-дину). В этом значении тамга соответствует персидскому термину бадж, который еще в первые века ислама употреблялся и арабскими авторами (Ибн Русте, 168, 3. Приблизительно то же значение имели арабские слова *** (BGA, IV, 285) и *** (Хорезми, Мафатих, 59, 10) и с которым в словарях иногда отождествляли слово тамга (Будагов, s.v. *** ). Слово бадж употреблено и в нашей надписи; как видно из армянских надписей, оно употреблялось и местными жителями (Brosset, Les ruines d’Ani, pt. 1, p. 11 sq (в переводе «douane»). Но под тамгой, кроме того, понимали все налоги, взимавшиеся в городах с торгово-промышленных заведений до публичных домов включительно (Ср. у Вассафа, бомбейское изд., 521 (приказ султана Улджэйту): *** ). Поэтому с понятием о тамге связано не столько понятие о дороге и дорожной пошлине, сколько о городах и городских сборах (взимавшие тамгу чиновники назывались тамгачи). Поэтому у Рашид ад-дина (Рук. Аз. муз., л. 405а *** ; л. 419а *** (см. d’Ohsson, Historie des Mongols, t. IV, pp. 373, 468) говорится о «городской тамге» и о «тамгачи городов»; в сборнике джалаирских ярлыков есть ярлык о назначении нового «заведующего тамгой», вызванной тем, что «тамги такого-то города» перестали [333] поступать вследствие отсутствия способного заведующего и недобросовестности пользовавшихся этим низших чиновников (Нахчивани, рук., л. 197б: *** ). О подобных городских сборах, конечно, ничего не говорилось в шариате, и поэтому они в глазах представителей мусульманского права причислялись к несогласным с предписаниями веры поборам, отмена которых была богоугодным делом. Отмена тамги, вместе с уничтожением золотых и серебряных сосудов, упоминается среди действий государя, считавшего необходимым перед смертью или ввиду угрожавшей опасности покаяться в своих грехах. Так, Бабур перед войной с могущественным царем Рана-Сангамом издал указ, чтобы впредь не взимали тамги «ни в городах, ни в селениях, ни на путях, ни на переправах, ни на переходах, ни в гаванях» (Бабур-наме, изд. Беверидж, 314). Потомками Бабура в Индии также несколько раз издавались указы об отмене тамги; но самый факт постоянного возобновления этой меры показывает, что запрещение соблюдалось недолго (Elliot, The History of India, vol. VI, p. 493). Трудно было отказаться от этих сборов, составлявших один из главных доходов казны. В монголо-персидском государстве тамга считалась самой надежной статьей дохода (D’Ohsson, Historie des Mongols, t. IV, p. 401; текст Рашид ад-дина (рук. Аз. муз., л. 414б): *** <Али-заде (Социально-экономическая и политическая история Азербайджана, стр. 218) уточнил чтение Бартольда; он указал, что вместо *** «надежный», следует читать *** «наличный», т.е. тамга взималась в основном в денежной форме.> Автор прибавляет, что и эти суммы до Газан-хана поступали неаккуратно, так как тратились в городах на содержание многочисленных правительственных гонцов. Требования последних иногда были так велики, что заставляли тамгачи искать спасения в бегстве). амдаллах Казвини говорит о целом ряде городов, что в них «обязанности перед диваном определены тамгой» (*** *** *** ***); притом это говорится не только о самых больших городах, как Тебриз, Султания, Исфахан и Шираз, но и о менее значительных, как Хилла (на Евфрате) и Васит (в Месопотамии) (Низам ам-мульк, изд. Шефера, прилож., 154 и 166). В некоторых случаях приводятся соответствующие цифры. Наиболее значительна была, конечно, тамга главного города, Тебриза, [334] доставлявшего в казну 115 томанов (Там же, 208) (862 500 руб). Тамги других городов были значительно меньше; Шираз платил 450 000 динаров (Хамдаллах Казвини, Нузхат ал-кулуб, рук. ун-та № 171, л. 222б. Так как динары не переведены на томаны, то возможно, что имеются в виду золотые динары; в таком случае сумма, конечно, была гораздо более значительной) (337 500 руб), Исфахан – 35 томанов (262 500 руб) (Низам ам-мульк, изд. Шефера, прилож., 169). Султания в то время, «когда там были орды», - 30 томанов (225 000) руб (Там же, 178: *** ***. Пребывание в городе высочайшего двора и дворов других царевичей, конечно, должно было привлекать купцов и увеличивать сумму городских сборов). Тамга Ани, наверное, составляла гораздо меньшую сумму. https://drevlit.ru/docs/kavkaz/XIV/1320-1340/Inschriften/text1.php

Теперь привожу договорную грамоту (или две разных грамоты разных лет) русских князей, в которых указана не просто тамга, но и полтамги, как половина суммы такого таможенного сбора, который шёл в доход князю от всех ввезенных товаров! Тут уж кажется совсем должно быть ясно, что речь не идёт о разделе и половине герба тюркских народов! Договорная Грамота Великого Князя СИМЕОНА ИВАНОВИЧА с братьями его родными Князем Иваном и Князем Андреем: о бытии им между собою в согласии и вечном мире; о взаимном вспоможении противу общих их неприятелей; о управлении всякому своими землями, по учиненному Отцом их разделу, и проч.— Писана 1341 года. Се язъ Князь Великий СЕМЕНЪ ИВАНОВИЧЬ всея Руси съ своею братьею молодшею со Княземъ съ Иваномъ и съ Княземъ Андреемъ целовали есмы межи собе крестъ у Отня гроба. А что есмы съступилися тобе на старейшинство, тобе полтамги ...... полтамги, да тобе соколничий путь, и садовници, да конюший путь, и кони ставити ......хъ, и ловчий путь тоже; и потомъ на старейший путь, кто будеть старейший, тому полтамги, а молодшимъ двумъ полтамги; а опрочь того все на трое, и бортници въ перев...... ахъ, и Добрятиньская борть. На семь на всемь целовали есмы крестъ межи собе у Отня гроба по любви въ правду. А туто были Петръ Архимандритъ Московьский, Филимонъ Архимандритъ Переяславский, Василий ........ Тысяцьский, Михайло Олександровичь, ...... Васильевичь, Василий Окатъевичъ, Онанъя Околнич..... Иванъ Михайловичъ. К сей Грамоте, которая во многих местах обветшала и стерлась, привешены две восковые печати, столько поврежденные, что никакого на них изображения видеть не можно. (Перепечатано изъ С. Г. Г. и Д., т. I, № 23, стр. 35-37). http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Russ/XIII/1280-1300/Gram_knjaz_vel_udel/2/1.htm Договор 1348 г. великого князя Симеона Ивановича с братьями Иваном Звенигородским и Андреем Серпуховским Самое раннее сведение о древнейшей договорной грамоте, заключенной московскими князьями между собой, содержится в Описи архива Посольского приказа, составленной в 1614 г. Согласно Описи, в шестом ящике большой окованной коробьи в начале второго десятилетия XVII в. среди других хранилась «грамота докончальная великого князя Семена Ивановича всеа Руси з братом ево с великим князем Иваном да со князем Ондреем, писано на бумаге, наклеена на харатье, и писма не знать, и печати роспались» 1. «Договорная грамота великаго князя Семена [103] Ивановича съ братьями его князем Иваномъ Ивановичемъ и князем Андреемъ Ивановичемъ о бытии имъ въ вечномъ мире и согласии; о взаимномъ вспоможении противу общихъ ихъ неприятелей, о управлении всякому своими землями по учиненному отцем ихъ розделу, и пр. Году не показано, а по летописцамъ следуетъ быть между 6849/1341 и 6861/1353 годовъ. К сей грамоте привешена восковая печать, средина грамоты почти вся истлела, такъ что местами и розобрать нелзя» 6. Что касается состояния грамоты, то М. М. Щербатов зафиксировал, вероятно, то, что увидел сам. Его «выписка» стала комментированным пересказом начала, статей 1, 2, 4, 5, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 15, 16, 24, 25, 26, 27, 28 и перечня послухов договорной грамоты 19. Более трети статей договора М. М. Щербатов прочитать не сумел. Его пересказ прочитанного не всегда точен, что можно видеть из приведенной выше первой большой выдержки из «Истории российской от древнейших времен», где на основании статьи 8 говорилось о половине доходов, отчисляемых в пользу Симеона, тогда как речь в самом документе шла о половине лишь [109] тамги; о суде над слугами и боярами удельных князей в городах помимо Москвы (статья 15), хотя статья обсуждала вопрос о суде именно в Москве, но в отсутствие великого князя, и т. д. В частности, в статье 8 было напечатано «...ма полтамги» (с. 221) 25. Буквы «ма» теперь не читаются. В статье 8 говорится о том, что младшие братья Симеона Иван и Андрей «есмы съступилися тобе на старейшинство» (далее указывается, в чем именно заключалась уступка). Причину согласия великого князя на требования удельных братьев раскрывает статья 8 договора. Статья эта — одна из ключевых в соглашении 1348 г. Содержание ее очень конкретно: «А что есмы съступилися тобе на стареишинство… полтамги да тобе соколничии путь, и садовници, да конюшии путь, и кони ставити...х, и ловчии путь, то же и по томъ на стареишии путь, кто буд(е)ть стареишии, тому полтамги, а молодшимъ двумъ полтамги, а опроч(ь) того все на трое, и бортници въ пере...ахъ и Добрятинская борть». Поскольку в заключительной части статьи, где речь идет о будущем («то же и по томъ»), говорится о разделе тамги пополам между старейшим князем и двумя младшими, как это должно было быть сразу же по заключении договора, то пропуск в первой части статьи после слова «старейшинство» легко восстанавливается: «[полтамги и нама]», имея в виду, что в «Древней российской вивлиофике» после слова «старейшинство» было поставлено отточие, а далее напечатано «ма полтамги». Оно свидетельствует о том, что к великому князю Симеону перешла половина такого важного финансового сбора, как таможенный налог. Другую половину получили его младшие братья, каждому из которых досталось всего по четверти общей суммы от таможенных сборов. Согласно последнему завещанию Ивана Калиты, его наследникам предписывалось «тамгою и иными волостми городскими поделяться с(ы)н(о)ве мои; тако же и мыты, которыи в которого оуезде, то тому. А оброкомь городскимь Василцева веданья поделятьс(я) с(ы)н(о)ве мои. А что моих бортниковъ и оброчниковъ купленых, которыи в которого росписи, то тог(о)» 115. Таким образом, по волеизъявлению отца Симеон, Иван и Андрей должны были поделиться тамгой, «волостми городскими» и «оброкомь городскимь Василцева веданья», под которым должно пониматься бортное хозяйство. Но в какой пропорции следовало производить деление, об этом в духовной Ивана Калиты не говорилось. Судя по такому умолчанию — в равной. Из сопоставления статьи 8 договора 1348 г. сыновей Ивана Калиты и завещательного распоряжения их отца вытекает, что разделение тамги оказалось [147] неравномерным. Великий князь получил в 2 раза больше, чем каждый из его братьев. Распределение тамги в пользу великого князя должно было сохраняться и в будущем. Ее половина отходила тому, «кто буд(е)ть стареишии», а другая половина — «молодшимъ двумъ». Поскольку в будущем «молодших» князей могло быть больше двух (у Ивана и Андрея могло родиться по нескольку сыновей), указание договора именно на двух «молодших» следует расценивать как указание на Ивана и Андрея. В таком случае под тем, «кто буд(е)ть стареишии», надо понимать только сына Симеона. Уместно напомнить, что первенец Симеона от третьего брака Даниил родился 15 декабря 1347 г., за несколько месяцев до составления договора. Отец, заключая докончание с братьями, обеспечивал ему в будущем явный перевес над его родственниками по меньшей мере в одном отношении — получении большей доли таможенных сборов. Заключительное положение статьи 8: «а опроч(ь) того все на трое, и бортници въ перев[ар]ахъ и Добрятинская борть», можно понимать двояко. Или эта договоренность трактует настоящее, т. е. возвращается к началу статьи, и содержит требование поделить, за вычетом тамги и «путей», все остальное, не называя его, а также бортников в переварах и Добрятинскую борть на три равные части между братьями; или данное положение, как и предшествующая ему договоренность о тамге, обращено в будущее, и тогда под словом «все» надо понимать «пути», перечисленные в первой части статьи 8. Чтобы решить дилемму, необходимо проследить судьбу тех «путей» и тех привилегий, что были уступлены Иваном и Андреем старшему брату В своей духовной грамоте, составленной в 1353 г., Симеон говорит только о принадлежавшей ему части тамги («в городе на [148] Москве жеребей мои тамги»), о «путях», как своей собственности, он совершенно не упоминает 116. Текст воспроизведен по изданию: Договор 1348 г. великого князя Симеона Ивановича с братьями Иваном Звенигородским и Андреем Серпуховским // Средневековая Русь, № 8. 2009 http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Russ/XIV/1340-1360/Simeon_Mosk/frametext1.htm

И перекрёстно из наших руских летописей контекст для понимания смысла слова, известного и руским! про тамгу, десятину и число... В лѣт̑ . ҂s҃ . . ѱ҃ ѯ҃е . <6765 (1257)> поидоша вси кн҃зи въ Ѡрдү . и чтивъ Оулавчиѧ . и всѧ воєводы єго . и возвратишасѧ во своӕ си . того же лѣта Глѣбъ приде ѿ Кановичь . ѡженивсѧ в Татарех . тоє же зимы быс̑ число . и изочтоша всю землю Рүсьскүю . только не чтоша кто слүжить оу црк҃ви ჻ В лЂто 6765 <1257>. Приде вЂсть изъ Руси зла, яко хотять Татарове тамгы и десятины на НовЂгородЂ; и смятошася люди чересъ все лЂто. - подарки протокольные получили и свободны! не договорились = не яшася! Тои же зимы приЂхаша послы татарьскыи съ Олександромь, а Василии побЂже въ Пльсковъ; и почаша просити послы десятины, тамгы, и не яшася новгородьци по то, даша дары цесареви, и отпустиша я с миромь; и в кратком изводе то же: тамгу просили? В лЂто 6765 <1257>. Прииде вЂсть изъ РусЂ зла, яко хотят Татары тамгы и десятины на НовЂгородЂ; и смутишася людие чресъ все лЂто. Тои же зимЂ приихаша послы татарьскыя съ Александромъ, а Василии побЂжа въ Плесковъ ; и почаша просити послы десятины и тамгы, и не яшася по то новгородци , и даша дары цесареви, и отпустиша я с миром; а что такое тамга? любопытное сообщение про то, что татары тамгы и десятину просили, дам своё толкование и комментарии: 1. просили - не требовали, не взимали, не получали, как победители, но попросили....и им отказали! не договорились! 2. тамга, если посмотрим традиционное толкование, то Тамга́ — родовой фамильный знак. Как правило, потомок определённого рода заимствовал тамгу своего предка и добавлял к ней дополнительный элемент либо видоизменял её. Наиболее распространена тамга у карачаевцев, балкарцев, татар<1>, башкир, узбеков, казахов, киргизов, осетин, ногайцев, марийцев и других. Слово «тамга» тюркского происхождения (слово «тамга» по-монгольски, «тамга/дамга» на тюркских языках) и имело несколько значений: «тавро», «клеймо», «печать». В период Золотой Орды данный термин получил распространение в странах Средней Азии, Восточной Европы, Ближнего и Среднего Востока, Кавказа и Закавказья, где, помимо прежних, приобрел новые значения — «документ с ханской печатью», «(денежный) налог». ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A2%D0%B0%D0%BC%D0%B3%D0%B0 но извините какой же тут разумный смысл, что татары в Новгород приехали за фамильным знаком своим? а вот это наводит на мысль Слово таможня также происходит от слова тамга. - то есть орда, сторожевое, пограничное войско захотело взимать десятину с проходящих руских новгородских торговых караванов за их охрану! и они просили у Новгорода знак, грамоту на право взимать торговую пошлину на границе! В лѣт̑ . ҂s҃ . ѱ҃ . о҃ . <6770 (1262)> изгнаша поганыхъ ѿ всѣх градовъ не терпѧ насильа их litopys.org.ua/

Про тамгу: поскольку одним из главных оснований для создания идеи, псевдонаучной, пропагандистской, тюркских каганатов и древних (прото-)государственных образований тюрок (народ-армия Гумилёва и иже с ним) есть тамга, как герб племён и народов, то дам несколько постов про:... РАШИД-АД-ДИН СБОРНИК ЛЕТОПИСЕЙ стр.75 1 Тамга не была никогда гербом племени, народа в геральдическом смысле, но в этом смысле для обозначении тотема племени, народа употреблялся другой термин : Термин ункун или унгун -- уйгун в средневековых тюркских языках (джагатайском у Будагова, Радлова и Ценкера) -- обозначает знак (специально налагаемый на скот), -- знак собственности на скоте; также -- птицы, чтимые у тюркских племен (см.: Л. Будагов. Сравнительный словарь турецко-татарских наречий, т. I, стр. 161; В. В. Радлов. Опыт словаря тюркских наречий, т. I. СПб., 1893, стр. 1645; J. Th. Zenker. Diсt. Turc-Arabe-Persan, T. I. Leipzig, 1866, p. 132). Далее попадается контекст для понимания слова тамга, тамговщик именно для учёта и хранения товаров на складе, таможне: стр. 83 Один раз Арук ездил с посольством к [великому] каану; оттуда он привез синюю тамгу;4 здесь же к нему полностью перешло приведение в порядок института сусунчиев [т. е. чиновников, ведавших отпуском рационов,--А. С.].5 После этого, по распоряжению Абага-хана, он стал эмиром, а Бука сначала был тамговщиком и ведал хранилищем мехов, ЛЕТОПИСЬ халифов, султанов, меликов и атабеков, бывших в упомянутый промежуток времени. Летопись халифов. В Багдаде был халиф из рода Аббасидов Насир-ли-диниллахи. 1270 В эти упомянутые годы он снял взимавшийся с населения [налог] хакк-ас-сай, подобный современной тамге, 1271 вследствие сбора которого получалась большая подать [мал]. Поводом к этому послужило следующее: его дочь Аби скончалась; для [раздачи] поминальной милостыни [садакэ] купили быка. Во время расчета за него возник вопрос о тамге на него. [Тогда] халиф приказал, чтобы отныне никогда ни с одной твари не взимали тамги. 1271. Текст: «... хакк ас-сай ки миситаданд мисл-и тамга-и ин заман». Тамга (мнг.) – в первоначальном значении знак собственности, тавро, печать. В налоговом отношении – особый вид сборов, взимаемых с торговли, причем тамговые сборы являлись одной из главных статей дохода государства. В глазах представителей мусульманского права эти сборы считались несогласными с шариатом и отмена их была богоугодным делом. (О термине «тамга» см.: В.В. Бартольд. Персидская надпись на стене анийской мечети Манучэ, СПб., 1911, стр. 33-36).

The legendary kings of Denmark were, according to legend, the monarchs of Denmark, the Danes, or specific lands of Denmark (Zealand, Jutland or Scania) who preceded Gorm the Old, a king who reigned c. 930s to c. 960s and is the earliest reliably attested Danish ruler. Gorm's son, Harald Bluetooth, oversaw the widespread Christianization of Denmark, meaning that the legendary kings listed here are those from before Christianization and are predominantly (but not entirely) pagan. Earlier kings may be partly historical (especially those near to Gorm's time), but are either semi-legendary or entirely mythological. Some are based on earlier euhemerised stories (that is, figures from mythological folktales were depicted as historical kings by medieval writers such as Saxo Grammaticus). There are many medieval accounts of the Danish kings of the Dark Ages, and these accounts can be confusing and contradictory (although there is overlap and different sources can include the same kings). This article presents the legendary kings from each source separately. Adam of Bremen was an 11th century German chronicler. Although not Danish himself, he spent time in the court of the Danish king Svend Estridson. Adam claims to derive much of the information on Danish history from his Latin chronicle Gesta Hammaburgensis ecclesiae pontificum ("Deeds of the Bishops of Hamburg") from conversations with Svend (whom he quotes verbatim in several places) and from information provided by Danish bishops. Gesta Hammaburgensis ecclesiae pontificum names several 10th century kings preceding Gorm the Old. Kings whose histories are derived from information provided by Svend Estridson include:[1][2][3] Helge ("Heiligonem"), who ruled Norway after the defeat of the Norsemen and was renowned for his justice and sanctity (1.XLVIII) Olaf ("Olaph"), a Swedish prince who conquered Denmark, succeeded Helge, and had many sons (1.XLVIII, 1.LII) Chnuba and Gyrd ("Chnob et Gurd"), Olaf's sons who possessed the realm after his death (1.XLVIII) Sigeric ("Sigerich"), who succeeded after Olaf and his sons (1.LII) Harthacnut ("Hardegon", "Hardecnudth"), the son of "Svein"; Harthacnut came from "Nortmannia" and deprived Sigeric of the kingdom (1.LII, 1.LV) Mentioned kings preceding Gorm the Old, whose histories are derived from other sources, include:[4] Gotafrid (1.xiv, 1.xxxix) Hemming, Gotafrid's cousin who succeeded him (1.xiv) Sigefrid and Anulo, Gotafrid's nephews who went to war with each other over Hemming's succession. Both kings were killed, but Anulo's faction won and placed Reginfrid and Harald on the throne. (1.xv, 1.xxxix) Reginfrid, who was forced out of Denmark by his brother Harald and resorted to piracy (1.xv) Harald (i.e. Harald Klak), who was forced out by the sons of Gotafrid and fled to the court of Louis the Pious, where he (with his wife and brother Horuch) were converted to Christianity and baptised (1.xv) Horic, who was friedly to Christians, and who was killed in a war against his nephew Gudorm (1.xxv, 1.xxvi, 1.xxviii) Horic the younger, the only royal survivor of the war between Horic the elder and Gudorm. On his ascension to the throne, he immediately expelled all Christian priests and closed the churches, but was later converted to Christianity by Ansgar. (1.xxviii, 1.xxix) Sigefrid and his brother Halfdan (1.xxxvii) Horic (1.xxxvii) Orwig (1.xxxvii) Gotafrid (1.xxxvii) Rudolf (1.xxxvii) Ingvar, son of Lodbrok (possibly a conflation of Ivar the Boneless, one of Ragnar Lodbrok's sons who is not traditionally credited with ruling Denmark, with Sigurd Snake-in-the-Eye, who is) (1.xxxvii) Wrm (i.e. Gorm the Old, rendered in various manuscripts as "Vurm", "Wrm", "Worm", "Gorm", or "Gwyrm"), son of Harthacnut; described by Adam of Bremen as a "wyrm" who tried to eradicate Christianity in Denmark, but was succeeded by his son Harold who converted the country to that religion (1.LV, 1.LVII, 1.LVIIII, 1.LIX) The earliest known chronicle of Danish kings to be written in Denmark was Chronicon Lethrense ("The Chronicle of Lejre"), which was composed by an unknown author, likely from Roskilde and transmitted as part of the Annales Lundenses (although it was likely originally a separate work). Chronicon Lethrense was written in the mid- to late-12th century, Chronicon Lethrense also explicitly conflates the kingdoms of Denmark with Dacia, a conceit that appears in the earlier works of Dudo of Saint-Quentin, and in subsequent works such as Historia Regum Britanniae (see below). Monarchs in the Chronicon Lethrense are:[5] Dan, son of Ypper (a primeval king of Sweden) Ro (= Haldan) Haldanus (= Ro) in Lejre and sea-king Helghe, the sons of Ro (= Haldan) A dog king Raki, Rachus or Saurr ruled Denmark on the order of the Swedish king Adils (or Hakon) Snyo Rolf Kraki Hiarwart Aki, brother of Haghbardus and son of Hamundus Fritleff Frotha Largus (the Generous) Ingyald Olavus, who is described here as the son of Ingyald and not a conqueror as in other chronicles Asa, queen Haraldus Hyldetan Hethae, queen who founded Hethaeby in Jutland Sven Aggesen was a 12th century Danish chronicler who wrote Brevis historia regum Dacie ("A Short History of the Kings of Denmark"). Sven says that the first king of Denmark was Skiold, whose descendants are the Skioldungar. The line of kings continues from Skiold to Gorm the Old with only one break, between Ingiald and Olaf. The latter is possible given, for example, that Olaf took the throne by conquest, and that after Olaf the landowner Ennignup (possibly a reference to Gnupa) became guardian of the kingdom before Knut came to power. Gesta Danorum ("Deeds of the Danes") by Saxo Grammaticus is the most extensive, and most widely known Danish chronicle of Danish kings. It was written in Latin in the 12th century, and comprises 16 books, of which the first 9 relate to legendary kings leading up to Gorm the Old, and the remaining 7 are more recent and historical. The work is explicitly euhemeristic, repeatedly referring to certain individuals (including Odin, Baldr, and Thor) as mortal humans that people believed to be, and worshipped as, gods. Dan I Humble Lother Skiold Gram Svipdagr Guthorm Other Danish kings include: Hadingus Frotho I Haldanus I Ro Helgo Rolvo Krake Høtherus (and Balderus) Rørikus (the grandfather of Hamlet) Wiglecus Wermundus Uffo Dan II Huglecus Frotho II Dan III Hiarnus[6] Fridlevus I Frotho III Fridlevus II Frotho IV Ingellus Olavus I Haraldus I Frotho V Haldanus II Yngwin Sywaldus I Sygarus Haraldus Hyldetan (Harald Wartooth) Ringo Olo Omundus Sywardus I Iarmericus Broderus Sywaldus II Snio Biorn Haraldus III Gormo I Gudfred Olavus II Hemmingus Siwardus Ring Regner Lothbrog Siwardus III Ericus I Ericus II Kanutus I Frotho VI Gormo II Haraldus III Gormo III In Book VI of Gesta Danorum, Saxo also refers to a certain Hakon as the tyrant of Denmark when describing the early years of the champion Starkad. However, Hakon does not appear to fit into the timeline or family tree of Danish rulers as described in the rest of Gesta Danorum. Gesta Danorum på danskæ, a work separate from Saxo's Gesta Danorum, is the earliest surviving chronicle of Danish kings that was written in the Danish language (then Old Norse). It is often referred to incorrectly as the Chronicon Lethrense in its English translation by Peter Tunstall.[5] This work is based on the kings list from the Codex Runicus, and includes kings not in the Chronicon Lethrense, such as:[7] Wig Aki Hother of Saxland, son of Hodbrod and Hadding's daughter, as nearest heir. Rorik Slengeborre or Rake Wighlec Wermund Offe the Strong The Old English epic poem Beowulf mentions several Danish kings, in particular Hroðgar, whose hall Heorot is the main setting of the tale. Heremod, a Danish king Scyld, a foundling who became king Scealdwea (Scealdea), son of Heremod Beowa, son of Scyld Healfdene, son of Beowa Heorogar, son of Healfdene Hroðgar, son of Healfdene Hroðulf, probably the son of Hroðgar's brother Halga Beowulf also refers to a rival family of rules called the Heaðobards, who are not kings of Denmark in this work but are depicted as kings of Denmark when they appear in later surviving works from the continent. These are: Fróði, who killed or was killed by Healfdene Ingeld, Fróði's son, who married Hroðgar's daughter Freawaru in an attempt to settle the feud between their families, but would turn against Hroðgar after the events of the poem Gróttasöngr ("Grótti's song") is an Eddic poem that survives only in certain manuscripts of Snorri Sturluson's Prose Edda, and as such as not always included in the Poetic Edda. A later stanza of Gróttasöngr prophesies that "Yrsa's son" (identified in other works as Hrólfr Kraki) would take vengeance on Fróði for the killing of Hálfdan (or, as plural, the half-Danes). (Halfdan is the name of several Danish kings in other sources.) Skjöldr Friðleifr Fróði Skjöldunga saga (partial list) [edit] The kings of the saga of the Scylding family. Scioldus Fridleifus I Frodo I Herleifus Havardus Leifus Herleifus Hunleifus Aleifus Oddleifus Geirleifus Gunnleifus Frodo II Vermundus Dan I Dan II Frodo III Fridleifus II Frodo IV Ingjaldus [1] Helgo and Roas Rolfo Krake Hiorvardus Rærecus Sögubrot or Sǫgubrot af nokkrum fornkonungum Dana ok svíaveldi is an Old Icelandic saga fragment which is believed to be a part of the original Skjöldunga saga. The fragment begins in the middle of a discussion between the Scanian king Ivar Vidfamne and his daughter Auðr. Kings of the whole of Denmark or individual Danish regions, which appear in Sögubrot: Helgi, (joint ?) king of Zealand Hrœrekr Ringslinger (brother of Helgi), king / (co-kingship) of Zealand Ivar Vidfamne (the father-in-law of Hrœrekr), King of Scania – later King of Denmark, Sweden, Norway and parts of several adjoining countries. Harald Wartooth (grandson of Ivar), he became king after Ivar (possibly identical with the "former" or "senior" King Harald mentioned in connection with the royal Danish brothers Anulo and Harald in the Royal Frankish Annals) Hring or Sigurd Hring (nephew of Harald Wartooth), at first king of Sveariket (Beowulf: Swēorice; oldest Swedish form: Swerike), later also king of Denmark (could possibly be identical with king Sigfred). At the end of Sögubrot is mentioned Ragnar (Ragnarr) as a son of Sigurd Hring. From other known sources it must be concluded that this Ragnarr is the famous Viking king Ragnar Lodbrok. Ynglinga saga [edit] The kings of the saga of the Ynglinga family. Skjöldr ... Frið-Fróði ... Danr hinn mikilláti Fróði hinn mikilláti eða friðsami Hálfdan Friðleifr Áli hinn frækni ... Fróði hinn frækni ... Helgi Hálfdanarson Hrólfr kraki https://en.wikipedia.org/wiki/List_of_legendary_kings_of_Denmark

ПУТЕШЕСТВИЕ В СВЯТУЮ ЗЕМЛЮ Данный итинерарий — единственный из сохранившихся, который описывает морской путь из Скандинавии в Палестину вокруг Западной Европы. Начало сочинения утеряно, и в сохранившейся рукописи мы застаем путешественников уже у южного побережья Испании перед входом в Гибралтарский пролив. Вторая лакуна в рукописи приходится на описание пути от Сардинии до Палестины. В конце текста находится традиционное для средневековых памятников обращение автора к читателям с просьбой молиться за него. Автор называет себя братом Маврикием из ордена миноритов. На основании датировки рукописи временем ок. 1300 г., описания маршрута, сообщений в тексте о взятии султаном крепости Крак в 1271 г., о других христианских крепостях в Палестине Г. Сторм, издатель текста, заключил, что итинерарий описывает путь скандинавов, принявших участие в восьмом крестовом походе под предводительством Людовика IX (1226-1270). Это предположение Г. Сторм аргументирует и тем, что Маврикий просит читателя помянуть Андерса Николая (Николассона), который известен по другим источникам: это барон Андерс Николассон (или Нильссон), отправившийся 17 января 1270 г. в Палестину и умерший, по сообщению исландских анналов, в “Иерусалимском море” в 1273 г. 1 Те же источники упоминают клирика Маврикия, сопровождавшего барона. Итинерарий, очевидно, был написан братом Маврикием вскоре после возвращения в Норвегию (1274 г. ?). Сведения о Маврикии вновь появляются в 1281 г., когда он был послан норвежским королем в Шотландию. В отличие от предшествующих публикуемых здесь итинерариев, дорожник брата Маврикия написан на латинском, а не на исландском языке. [431] http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Skandinav/Itinerarii/pred5.phtml?id=2410

“ДОРОЖНИК” АББАТА НИКОЛАЯ Сочинение аббата Никуласа (Николая — Nikolas, Nikulas) — древнейший и одновременно наиболее подробный древнескандинавский итинерарий из сохранившихся до нашего времени. Автор итинерария назван в самом тексте — это исландец, “аббат Николай” (Nicholas abota), чья смерть, если не предполагать существования в одно и то же время двух настоятелей монастырей по имени Nikolas, что крайне маловероятно 1, отмечена исландскими анналами под 1159 г 2. Он отождествлялся с Николасом Сэмундарсоном, предположительно настоятелем монастыря в Pingeyrar в 1150-е годы. Однако в современной литературе наиболее вероятным считается, что автором итинерария был первый (с 1155 г.) настоятель бенедиктинского монастыря в Мункатвера (Munkapvera) в северной четверти Исландии по имени Nikolas Bergsson или Nikolas Bergporsson 3. http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Skandinav/Itinerarii/framepred1.htm Говорят 1, что вокруг Исландии семь дней плавания при сильном попутном ветре, при том, что он меняется, как необходимо, потому что пользоваться только одним ветром невозможно. И считается, что расстояние между Исландией и Норвегией столь же велико. Из Норвегии 2 сначала надо ехать в Данию в Алаборг (Ольборг) 3. Ездившие в Рим 4 сообщают, что от Алаборга два дня езды до Вебьярга (г. Виборг), затем неделя езды до Хейдабэ (Хедебю), затем недалеко до Слезвика (г. Шлезвиг) 5, затем день езды до реки Эгисдюр (р. Эйдер) 6. Там соприкасаются такие земли: Данморк (Дания) и Хольсетуланд (Гольштейн), Саксланд 7 и Виндланд 8. [399]..... Обратно от Иордана пять дней быстрой езды до Акрсборга, а оттуда 14 дней морского пути до Пулы, это 1800 миль, и 14 дней пути от Бара в Ромаборг; 6 недель медленной езды с юга до Мундио и 3 [недели] на север в Хейдабэ. А более восточный путь, Илиансвег, [занимает] 9 недель. От Хейдабэ в Виборг семь дней езды. Между ними протекает река Скадуборг (Skodborga, совр. Kongeaen). Из Виборга два дня пути до Алаборга. http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Skandinav/Itinerarii/frametext1.htm

К тому же времени относится древнейший из сохранившихся исландских памятников этого жанра — “Дорожник” (“Дневник”) аббата Никуласа (Николая), написанный незадолго до 1159 г. Его автор, аббат исландского монастыря в Тингейраре, совершил поездку в Рим и Иерусалим в 1154 г. Скандинавию с местами паломничеств в Южной Европе и на Переднем Востоке связывали три пути: Западный (Vestrvegr), морской, вокруг Западной Европы, который мало использовался в XI в.; Восточный (Austrvegr), по рекам Восточно-Европейской равнины и через [367] Черное море, прекрасно знакомый скандинавам с начала их проникновения в Восточную Европу в VIII в.; наконец, центральноевропейский, сухопутный 10. Однако ни один из дорожников XII-XIII вв. не знает восточного маршрута. Лишь в “Путях” указывается, что на Русь можно попасть через Центральную Европу и Венгрию (см. ниже). Надо, правда, отметить, что все сохранившиеся итинерарии происходят из западноскандинавских стран, шведских же дорожников этого времени мы не знаем. Судя по итинерариям, основным маршрутом паломников уже в XII в. стал центральноевропейский, сухопутный, несмотря на тяготы перехода через Альпы. Именно этот путь описывают почти все скандинавские итинерарии XII-XIII вв., а записи в монастырях, предоставлявших приют паломникам, содержат значительное количество имен скандинавов. Более того, путь паломников из Скандинавии к середине XII в. был уже наезженным и допускал разнообразные варианты. Аббат Николай не только характеризует свой собственный маршрут, но и указывает на другие дороги, используемые его [368] соотечественниками. Маршрут, изображенный в “Пути в Рим”, пролегает немного восточнее, нежели тот, которым воспользовался Николай. Можно предполагать, что большинство скандинавских паломников XII-XIII вв. двигались на юг через Центральную Европу, выбор же конкретного маршрута зависел от исходного пункта на побережье Северного или Балтийского морей. Третий, водный путь проходил вокруг Западной Европы. Описанию его посвящен итинерарий “Путешествие в Святую Землю”. Для X-XI вв. имеются сведения о походах викингов на запад, по преимуществу в Англию и Францию, однако норманны доходили вплоть до Испании, Италии, Сицилии, даже Византии. Однако столь далекие походы были редки, и, как кажется, Западный путь в восточную часть Средиземноморья не играл большой роли. Положение, видимо, несколько изменилось в последующее время, и значение этого пути возросло. http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Skandinav/Itinerarii/vved.phtml?id=2405